стерджис сказал: дверь квартиры трехэтажного дома из рыжего кирпича по адресу лабурнум гарденс 2 не открывалась уже давно. небрежно разбросанные на коврике письма в запечатанных конвертах с жирной каплей красного сургуча посередине, ненавязчиво намекали о том, что хозяину нет до этого никакого дела. на первый взгляд могло показаться, что в этом доме и вовсе не осталось жильцов.читать далее.
    а если найдем?
    внимаем совам
    кроссворд
    угадываем за призы
    ого сколько плюшек

    hp: nocturne

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


    Вы здесь » hp: nocturne » new spring » kicks & giggles crossover


    kicks & giggles crossover

    Сообщений 1 страница 23 из 23

    1

    KICKS & GIGGLES, где к — это кроссовер, а г — это гейткип гёрлбосс гад блесс.


    https://forumstatic.ru/files/0019/e7/0f/43746.jpg


    0

    2

    wolf; the gray house


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/118/236294.jpg

    Волк проебался так категорично, что умер, потом проебался ещё на самую грамульку уже в смерти и теперь, вроде как, застрял и не то чтобы насильно, но скорее в надежде на второй шанс на следующем круге (в который нужно ещё проскочить) или из-за незавершённых дел (что у этого челкастого на уме - замучить Слепца, забрать с собой Сфинкса, научиться уже нормально играть на гитаре? кто знает!) в нездесь, но здесь. Первое - потому что предал; второе - потому что такие, как Волк, просто так не уходят. Вот и мается теперь где-то в серединке на половинку - сброшенной книгой с полки, мелькнувшими кедами, печально тренькнувшей струной гитары, дыханием в Сфинксово перекрестие плеча и шеи, так чтобы по пробуждению тот долго и влажно смотрел в потолок. В общем, внимательно приглядишься - поймаешь, но некоторым - например, Македонскому - лучше бы не.

    Когда-то совсем недавно Волка было очень много - как отпечатков на мутной поверхности окон. Не тех, что чёрными глазницами выходят на сторону улицы, но тех, что любовно подглядывают во внутренний двор. Может поэтому не ушел, знают же в Доме хочешь остаться - заякорись!

    С Волком было так. Там, где недоставало Слепого - отсутствовать, не покидая комнаты, это еще нужно умудриться - был он, помноженный на два, четыре, шесть. Заряженный голодными амбициями Волк заполнял и менял пространство, заставляя поворачивать черепушки в свою сторону, распахивать пошире глаза, уши и рты, переставлял вещи на один ему известный лад - и это работало, словно Дом сам нашептывал ему тайные знания о своих стенах и своих детях, к каждому свой подход, голос, жест, а под улыбкой - оскал, ровный заборчик острых клычков, готовых рвать глотки.

    Он был своим для всех и каждого в стае, но Сфинкс догадывался, что для него Волк был своим чуть больше - так зверьё выбирает себе хозяина, и вместо (или вместе с) ощерившейся пасти внезапно получаешь виляющий хвост, и принимаешь это, не можешь не принять. В детстве, разумеется, проще: Сфинкс помнит (или Кузнечик помнит за него) мокрые щеки тоскующего «вампира», съеденную котлету, долгие-долгие разговоры в Могильнике, помнит оглушительную радость оруженосца, не помнит - когда собственнический взгляд пробивает во всем этом дыру.

    Каждый знал о том, что Волк хотел на место Слепого - в Доме, в его тайнах и тропах, в сердце Кузнечика - но никто не думал о цене, которую тот был готов за это заплатить. Возможно, об это не думал даже сам Волк, потому что цена оказалась не по размеру пасти, и, что более вероятно, была вовсе не ценой даже, но проверкой, испытанием, пресловутым порожком, углом Дома, об который разбиваешься, а потом входишь (Волк прошел этот угол уже очень давно, но как же он удивился, когда оказалось, что этого недостаточно - Дом все равно выбрал хозяином не его); порог этот должен был стать ступенькой на следующий уровень, но Волк не понял. Не справился.

    Голод оказался сильнее.


    Волк сказал — волк укусил — волк налажал — волк супрастин и еще мильён волчьих цитат уже ждут своего адресата! Все, что не раскурено, докурим вместе, там где недожато - дожмем, там где мертво - не оживим (или не совсем), но поспособствуем разнообразию досуга, так как а) кроссовер не ограничивает нас в отправной точке б) Дом не ограничивает нас во всем остальном! Токсичный броманс, непонятки, преданность и предательство, вопросы морали и супер-экзистенциальные загадки почему он а не я, и наоборот; попойки, раскопки, отбитый анархизм брошенных детишек - олл инклюзив!

    Отдаю руку за неторопливость, инициативность и разговоры через рот, не готов водить за ручку и развлекать, но гарантирую поддержку и заинтересованность. Во избежание мешков и котов в них настаиваю на предварительном обмене примером поста (а вдруг не раскурим, а потом неловкость). Средний (низкий) (пишу как велят гороскопы но горение стабильно, об обратном предупреждаю) темп игры, искренняя любовь к персонажам, ненавязчивость, понимание любого форсмажора, непринятие молчаливых сливов — предупредите и я готов ждать буквально сто лет — и тп и тд. Топлю за небольшие, но живые посты, могу в большие и маленькие буквы, желательно без птицы-тройки и заигрываний со шрифтами.

    Приходи, Волчок, столько бочков еще не покусано smalimg

    пример поста;

    cколько было слов – тебя нет
    - Да кому ты здесь еще нужен, - воздух подгнивает от злости, мухи падают на простреленную тут и там сигаретными бычками скатерть, теряют лапки на клейкой ленте, железо во рту поет на ноту выше, чем ржавое днище дома-на-колесах. - Дармоед хуев.

    Слова, которые нас убивают, самые простые. Почти детские. Его больше нет с нами. Уходи. Я тебя не люблю. Я тебя никогда не любил.

    Или вот как сейчас. Правда, получается, кривая, оборванная на полуслоге, как квадрат одеяла, как не повернись - голая рука, голая нога, но все-таки правда, пусть и брошенная ему в голову, как кирпич. Такую он умеет ловить раскрытыми объятиями. Выучивается, что даже не больно. Кровавая слюнка тянется от уголка губы до ободка гнутой раковины, шатается зуб. Доброе утро, солнышко. Еще один дерьмовый день. Сколько их уже таких было? Сколько будет?

    Кажется, у него был друг. Или не друг. Или не у него. Бывает замрет выключенной лампочкой, головой в горловине помятой футболки, нога в расшнурованном кроссовке упирается в матрас - и ждет. Чего? Кого? Словно по привычке - подождать помощи. Дернуть плечом, будто кто-то зовет по имени - а имени нет. Увидеть сон, в котором балкон, солнце, лижущее конопатые носы, кудрявые облака.

    Проснуться и ничего из этого не найти.

    А может он его друг - черный зверь на шести лапах, выходящий из деревьев, подступающих к тыльной стороне трейлерной свалки, доберманы трусливо скулят, чешут морды о прутья, затихают в самых дальних углах клетей, можно вздохнуть чуть свободнее от тишины. Он так и говорит:

    - Опять пришел. Потерял кого?

    И подставляет ладонь навстречу зубастой пасти, горячему носу. Зверь ворчит, ластится, требовательно заглядывает в глаза. Лижет горячим языком щеки, иногда тянет куда-то в чащу за край куртки, словно пытается увести. Иногда они идут, а потом он просыпается и не помнит.

    Но зверь приходит так редко, что со временем в него становится все труднее верить, будто все, что дальше трейлера и тяжелой руки Железнозубого, его слюнявых псов, серого-серого города, куда его посылают за бутылкой и консервами, а еще сырым мясом, все - выдумка. Пустой звук. Картинка в картинке, придуманная головой, суррогат нужности, защитный заслон от кромешной тьмы, он так делает в первое время - придумывает себе не-одиночество, получается так хорошо, так складно, будто когда-то и где-то, и в правду, никогда не бывает один - общие кровати, коридоры, мысли, Железнозубый скалится, ты говоришь во сне, ядовито выплевывает, зовешь какого-то слепого и плачешь так жалобно, как кутенок ссыкливый, так бы и утопил.

    И ладно. Детские слезы заканчиваются, за ними приходит злость. На себя, на это место, на имя, которое никак не вспомнить, и будто бы еще на кого, до которого не докричаться. Став старше он, наконец, может поймать это ощущение за хвост, выразить его словами, придать этому форму и вес, и слова получаются такими:

    «Почему ты не приходишь за мной?»

    Глупо, наивно и совершенно беспочвенно - некому приходить, никого нет, только Железнозубый, так щедро пустивший его под свою крышу - а то, что порой сажает на цепь, закрывает в темном подвале, вышибает воздух из легких, так это ничего, сопутствующий ущерб - но ощущение остается, и слова остаются, тяжелые в своей непреклонности, злые, требовательные, настоящие. Он цепляется за них изо всех сил.

    Вдруг услышит кто?

    Дурное утро, дурное настроение, дурное предчувствие; пирамида из пустых бутылок шатается и падает, Железнозубый злится, его злость ощущается физически, воздух становится липким, скрипучим, тело - неудобным, небезопасным, уязвимым, он знает, что сегодня обязательно будет плохо (если не совсем ужасно), просто не знает когда - выучивается предсказывать перспективы по красным сигналам, вопящим уведомлениям, поэтому старается быть незаметным, все по правилам - яйца на щербатую сковородку, скупой завтрак, кофе мазутной лужей в стакан, сам - вон с порога, кормить мясом псов. Невидимка. Тень.

    Реплика с реплики.

    - Блядь.

    Может быть яичница оказывается пересоленной, кофе горьким, Юпитер встречается с Марсом, или, что вероятнее, Железнозубый, наконец, решает его убить. Удар по прутьям звучит приглашением, аннотацией, приговором - он машинально вскидывает голову, вопреки инстинкту самосохранения даже не поднимает рук. Может быть, он тоже устает от всего этого.

    Следующий удар по ребрам - кусок арматуры любовно целует в бок, кастрюля с сырым мясом падает, доберманы заходятся в лающем хохоте. Деревья недобро шумят остатками листьев. Как же похуй.

    А ты так и не пришел, отчего то думает, подставляя под удар зубы.

    0

    3

    wilhelmina harker; the league of extraordinary gentlemen


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/230/154797.png

    [indent] Ярко-красный. Мина терпеть не может шарфы, но никогда не расстаётся с ними. Шарф цвета спелой розы пестрит перед глазами, смахивая навязчивое внимание десятков-сотен глаз, а острый как зазубренное лезвие язык, методично вспарывает любую попытку чужой инициативы. Мина терпеть не может бахвальство голодных самцов, чьи взоры безвозвратно прилипают к почти бесшумным шагам, стоит Мине оказаться на черте вынужденного общества. Мина слушает каждое слово, дюжину раз обглоданное чёрными ртами из разведки, чтобы демонстративно окутать собеседника петлёй противоречий. Мина согласится, Мина будет улыбаться, если того требует ситуация, Мина почти учтива, и почти покорна, прямо ангел. Если бы только это было действительно правдой.

    [indent] Молочно-белый. Бледные пальцы Мины холодны как лёд. Мина ненавидит прикосновения. Любой очерк приветственного жеста останется на стороне, поодаль, на нейтральной территории, где никто не продолжает говорить, и уж тем более задавать нелепых вопросов. У Мины бесчисленное количество дурных привычек, от курения в замкнутых стальных коробках, где брезгливые глаза сладкоголосых глашатаев высшего блага визжат, оберегая драгоценный кислород, до коньяка с кофе, вместо кофе с коньяком. Мина не живёт, а существует, и не особо стремится делить осмысленность личных действий с кем либо, кто не вхож в круг доверия. В круг доверия Мины вошли немногие, болезненно, яростно, так же, как и россыпь уродливых шрамов, которые Мина скрывает под ярко-красным ненавистным шарфом. Только шрамы остались, а круг иссяк. Мина хотела бы снова заговорить, без горечи во рту, без приторного ощущения, что мир вот-вот захлебнётся, оставляя Мину в блеклом одиночестве, опять, снова. Заново. Но Мина молчит, курит, по вечерам восторгаясь трудами Лавкрафта. Иногда, мельком усмехаясь вспоминает, что в жизни Лавкрафт куда ярче, чем опишут печатные издания культа словоблудства. И Мина ярче. Тьма пуста только для тех, кто видит лишь чёрное.

    Вильгельмина Мюррей, Харкер по прошлому браку. Больше известна как невеста-любовница Дракулы, экс-невеста-любовница прародителя всего рода кровососущего, и экс-супруга юриста, специализирующегося по стенографическому письму. В ранний период газового света, Вильгельмина радикально сменила род занятий, и поставив жирный крест на карьере школьного преподавателя, оказалась на короткую ногу с элитой британской разведки, отвечающей за сбор агентурных данных с территорий за пределами Великобритании. Используя вынужденную уникальность, Мина встречалась с крайне опасными индивидуумами, дабы устранить или извлечь необходимую информацию. Работала под чутким началом Майкрофта Холмса, и в некоторых вопросах консультировалась с братом директора МИ6, «почившим» Шерлоком Холмсом. За долгие годы существования в статусе бессмертного агента, успела посотрудничать с огромным количеством внештатных агентов, лично собранных Вильгельминой для создания тайного спецподразделения. В число доверенного круга входили: принц Дакаар, известный как капитан Немо, Том Сойер, Генри Джекилл, Алан Квотермейн. Другие «агенты» чаще оказывались по другую сторону баррикад. В настоящий момент, Мина Мюррей продолжает подпольную деятельность в звании внештатного агента.

    [indent] С чего хорошо начать, чтобы неплохо кончить… Сказать, что эта женщина пробила восторгом насквозь – не сказать ничего. Нет необходимости на всех парах падать головой в писанину старика Алана Мура, потому-что чтиво реально на любителя графической ереси, и плотной примеси разношерстной дичи. Но, кто помнит экранизацию с Шоном Коннери и Петой Уилсон (Никита хороша, но-и-но…) тот должен понимать, что атмосфера там своя. Концепция Блэкджека по Викторианской Англии. Не неон с пурпурным Lamborghini, не фиеста с пере-пародией перетатуированных женоподобных писцов и мужиковатыми жар-птицами, и ни разу не шарманка с пяти десятью оттенками большого взрыва. Хорошо, в дебри стянуло. Мина, Вильгельмина… Образ с щепоткой такой неустаревающей, такой сладкой ностальгии по мрачному веку газовых ламп, и бесконечная ломка временем, где чёрный цветок, перевязанный красной лентой, распускается пёстро, до судорог на скулах, до тремора в ладонях. Даже пытаясь развернуть вопрос, толком не могу собрать мозги в одну точку, потому-что настолько эта дама козырная, никакой цензуре не поддаётся в описании. Но… Расскажу. Больше, подробнее. На более короткой дистанции между интересами, и более далёкой от посторонних глаз.   

    [indent] В чудеса не верю, но жду, аки преданный немецкий собак. 


    пример поста;

    В холодном поту просыпаться привычно. Ровно так же, как и соскребать собственную шкуру с пропитанной бурой грязью простыни. Привычно сплёвывать загустевшую во рту вязь, где привкус дешёвого кофе лучшее напоминание давно потраченного дня, лишь одна нить из десятка плетущих толстый узел. Остановка где-то выше грудной клетки, на три пальца ниже подбородка. Протолкнуть в дно не выходит, привычным же образом, в привычной манере, так? Сквозь саднящий приступами рвоты кашель, привычно чувствовать каждый сустав, каждую жилу, каждую судорогу. Почерк бодрости в заглавии нового дня. Всё просто, всё привычно. Достаточно, чтобы на пальцах загнуть простую теорию – доброе утро, золотце, ещё не сдох. Самое время вырезать благодарность из сценария, дабы смыть свежие грехи в раковину. Чаще, мозг не смазывает понимание происходящего, а порционно подаёт на стол, в зависимости от необходимости раскачивать извилины. Ещё чаще, рубит мелкой нарезкой куски внешних факторов, и сервируя по правилам уставной разметки, ставит на долбаный конвейер. С очень размеренными оборотами. А потом… Воздух спёртый, отдаёт связкой антисептика и стерильных накладок. Ещё сыпкая горечь, осевшая на кончике языка. Сколько нужно времени серой жиже, для переваривания статистики знатно проведенного вечера? Ровно столько, чтобы снова научиться дышать без остаточного ощущения кошмаров.

    Зашторенные занавески и плотно закрытые окна дают бонус к тишине, правда оная чувствуется под шкурой с запозданием. Привычно. Фрэнк мысленно произносит одно и то же слово десятки раз, и от тавтологии использования между границами долгого алгоритма, удаётся найти выход на ступень боли. Лучше слушать зуд каждого криво наложенного шва, чем из тупого бессилия спотыкаться о растяжки дурных снов. Кошмар всегда один. Чужая кровь на руках, на лице, продолжает хлестать в глаза, подстёгивая кулаками дробить подобие человеческого черепа. Пронзительным свистом обозначает себя смерть и, глухим раскатом грома рвёт землю на куски, рвёт на крошечные лоскуты, частицами коих украсят братскую могилу. Плевать как сильно бьют кулаки, кровь не останавливается. Должна ведь, должна мать вашу? Его должны услышать, голос, который позовёт ещё кого-то, чтобы уберечь от необоснованной ненависти извне. Неважно кто заставляет небо вопить, смыслу всё равно не догнать край полыхающего поезда. Нужно заткнуть рефлексы, посыпать голову вопросами и… Нутро чует, нутро знает, что времени нет. Сколько не бей, всё равно не хватит. Поезду гореть. Земля укроет чёрным ковром, замыкая под собой полог вечной колыбели. Нависая над раковиной, Касл вспоминает кривой маршрут обратно, из остывающих снов, дорогу домой. Только, домой ли? Умыть лицо, стянув последний засов по направлению к реальности, и наконец поднять взор на уровень отражения. Дышится легче, потому-что взрывы больше не подгоняют в спину, а вместо меркнущих в пожаре криков, только боль. Очищает рассудок от шлака похлеще разбавленного спирта. Теперь, Фрэнк может снова заварить дешёвого кофе, и приветствуя радости свежего дня, потешить перспективу тахикардии. Касл пытается шутить, про себя, выходит отвратно. Но, это лишь манёвр.

    У большого мира короткие руки, длинный язык и безграничный запас лицемерия. Суть людского мышления, восприятия этого самого мира, как комната в дюжем бетонном муравейнике. Закрыться плотнее, заколотить окна, и встать в центре четырёх стен, крепко прижимая к груди смысл. Встречный вопрос треплет логику за подол: что, если смысла нет? Если не станет? Свобода пьянит, развращает, чернит сущность по этажам, пока конечный результат не превратит человека в длинный язык, безграничный запас лицемерия? Меньшее из зол. Не худшее. Когда человеческая природа сбрасывает поводок, ущербная статистика скалит зубы аки полуночная торговка телом. Приютом станет грязная постель в чужом подвале, но столь сладостным, столь желанным будет потирание шкур, что утрата смысла изживёт себя, на зверином унисоне слова «кончаю». Подавляющее большинство уходит к чертям, выискивая противовес болезненному хору эмоций. Немногие остаются в периметре собственной коробки, и немногие перетирают осколки битого смысла в порох. Много пороха. Хватит, чтобы начинить пулю для каждого, кому приспичит потрахаться в чужой комнате.

    Касл прихрамывая вышел из небольшого кафетерия, и минуя просвет неприметной уличной камеры, укрылся в проулочном проёме. Даже спустя несколько лет, Фрэнк продолжал оставаться мертвецом вне посторонних глаз, просто расхаживая у самого носа. Век научно технологического выброса стал тенью социальной песочницы, и теперь, дабы помочиться, приходилось заучить язык условных жестов для комфортного встряхивания достоинства. Простейшие механизмы вяли под натиском новомодных гаджетов, и признаться, Касл с трудом поспевал за временем. Благо, чтобы освежить базу личной осведомленности в инструкциях «как использовать тостер», всегда можно найти точки давления. Болевые точки. Фрэнк часто утрировал, чаще практиковал подшучивание над собственными познаниями, но, внесённый в реестр дураков существует проще, так? Где-то глубоко внутри, механизм системы Каратель гадко посмеивался. Каждый раз ломая шаблон всевидящих безжизненных глаз, ради знатно заваренного кофе? Нет, запасаться термосом кофеина на последующие четыре часа, не сеанс личного превосходства над долбаной техникой, а пункт из плана: разведка, наблюдение. Именно здесь, на пересечении малонаселенных простыми смертными улиц, прилегающих к черте крошечных лавок продовольственно-хозяйственного типа, Фрэнк собирался на свидание с человеком, чьи болевые точки красным пометила статистика. Пришлось потратить порядка трёх недель, чтобы среди раздрая информативности узнать о плавном росте дохрена полезных приблуд, использование коих ставит в ступор шедевры именитых корпораций. Случайность? Неожиданное пришествии альфа-мессии из инженерного эдема? Конечно, не иначе. Только эту теорию Касл прополощет в следующий раз, чтобы до лошадиного ржания взбодрить внутреннего Карателя, а пока…

    … Ждать. В промежутке от девяти часов вечера, фаза перезагрузки систем переключает видеонаблюдение на другую сеть, что снижает нагрузку серверов, и позволяет автоматической программе сбрасывать данные в архив, попутно сканируя материал на предмет совпадений. Для статистического населения, база данных консервирует исключительно лица, для «объектов» с надкушенной репутацией, условия распознания раскрываются шире. Так однажды, система определения нашла серийного убийцу на территории Европы. Мораль сказки: хочешь оставаться вне поля зрения – умей правильно двигаться. Обратная сторона медали: свежая кровь, чьи танцевальные па система ещё не успела прощупать. И вот Квентин был той самой кровью.

    Две недели, чтобы через подставные источники узнать спектр услуг, возможные контакты в сети теневого рынка. Неделя: ознакомление с целью. Если четырнадцать дней писали картину маслом, и могли с лихвой сломать архивную корзину объёмом фактов, то семь дней заочного знакомства стали сплошной неудачей. Квентин, только имя, и то, что объект якобы страдал психическим расстройством, заверенным специалистом в диагнозе личного дела. Правда, можно ли проблемное красноречие с использованием терминологии назвать личным делом? Вопрос риторический. Ближе к сумеркам, в радиусе слежения зафиксировать цель, и оставляя дверь фургона незапертой, двинуться следом. Фрэнк успел подметить, что бедолага Квентин, как чёрная кошка, размеренным шагом пересекает все слепые зоны уличных камер, и делает это слишком спокойно, уверенно. Будто лично устанавливал углы зрящего ока. Следуя примеру «душевнобольного», Касл не упускал из виду окружение, и стоило посторонним нарушителям личного покоя выйти из красной зоны, Каратель ускорил шаг.

    Несостоявшаяся попытка чужого телефонного разговора, настигает вундеркинда ровным ударом армейского ботинка выше голени, собственным коленом на асфальте и широкой ладонью Фрэнка прикрывшей рот, что в идеальном тайминге сработала с холодным стволом пистолета сверлящего висок.

    — смотришь вперёд, не издаёшь лишних звуков, отвечаешь на вопросы – увидишь эту стену завтра. кивни, если инструкция понятная. – связка действий в срочном исполнении первым активирует рефлексы, и на две секунды отключает мозг, инстинкт самосохранения работает на руку, что чувствуется в едва ощутимых кивках Квентина. Только тогда, Касл убирает ладонь, продолжая оставаться за спиной человека, стоящего на коленях. Лишь ствол интегрированного глушителя меняет ракурс, обводя точку прицела на соединение позвоночника и шеи со спины.

    — кто курирует поставки гаджетов, имена, адреса, что угодно. от объёма и качества чистосердечных признаний, будет зависеть окончание вечера. выбирай слова с умом, Квентин.

    0

    4

    enver gortash; baldur's gate 3


    https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/0f/2/982827.jpg

    [...] Leaving black terror
    Limitless night,
    Nor God, nor man, nor place to stand
    [...]

    — Взамен?

    — Да, — он улыбается уголком рта, милосердно, терпеливо, будто разговаривает с ребёнком; она размышляет, можно ли срезать улыбку, не повредив общего вида.

    Торм говорит, что у Миркула не было и не будет более преданного последователя. Горташ не клянётся в верности Бейну — у них какие-то особые, другие отношения, пока не очень ей понятные. Горташ спрашивает: «А ты что получишь от Баала?», и, как и любая чужеродная мысль, вопрос натыкается на тишину вместо ответа. Пустоту, зазор, лакуну, полость — всё, что у неё ассоциируется со словом «выгода». Выгоды нет, потому что сама связь с Ним должна удовлетворять любые любопытство и алчность. «Все мы получаем что-то взамен», говорит Горташ.

    — Всё моё — его.

    — Это не ответ.

    Как-то он пошутил, что она разговаривает как сектантка. В чём состоит разница между сектой и культом — не уточнил. Слишком часто ей нечего ответить на его вопросы, «я не знаю, как перевести отношения с Ним на понятный тебе язык», говорит она (не добавляет: «и зачем тебе это знать»). Спрашивает Горташ, кажется, без издёвки, но наверняка она не знает: руками получается только вскрывать грудные клетки, препарировать социальные расшаркивания — нет. Ему смешно? Ему интересно?

    — А что ты получишь? — пробует перевести тему.

    — Всё.


    Здравствуйте, ув. будущий лорд, хеды выдам по запросу, основное пока заключается в том, что Горташ с Дурж настолько разные, что из этого можно написать комедийную пьесу, но несмотря на это, они сблизились (как минимум настолько, что это ебёт Орин и ебёт Дурж, которая буквально просит за это прощения у Баала). По моим представлениям, Горташ это буквально первый человек не из круга баалистов, с которым она разговаривала дольше пары минут, и по совместительству человек, который заставил задуматься, насколько ей самой заходит это слепое служение. Остальное додумаем совместно и исходя из общих предпочтений.

    Посты по 2-3к символов + чаще, чем раз в год — супер! Я вообще не всеядна в плане текстов соигроков, потому смело влетайте в личку сразу с любым вашим текстом (инверсии в каждом предложении и непонятные метафоры, например, вообще не моя чашка чая).

    пример поста;

    Они таскают его засохшую кровь в ампуле трижды в год, и трижды святой Януарий являет им с небес чудо: тромбоциты расклеиваются, кровь разжижается, Неаполь ликует. В восьмидесятые, когда чуда не произошло, девяносто одним толчком Terremoto dell'Irpinia вогнал пять тысяч мертвецов прямиком во вспаханные объятья матери земли. Святые в тот день, наверное, закрыли глаза.

    «Как бы не случилось чего», говорит набожная соседка, возвращаясь домой в последний день крёстного хода: мощи Януария исправно несли неделю, но в чуде было отказано. Йорд молчит, Везувий тоже.

    — Италия не видела плинианских извержений почти две тысячи лет, — она склоняет голову вбок, смотрит ему в глаза.

    Он даже не прикоснулся, но что-то сжатое, как пружина, заставляет медленно отстраниться. Пространства от кожи до кожи — сантиметр — два сантиметра — три сантиметра — она выдыхает пудровым облаком извести.

    Дети соседки, носящие неприятные Йорд имена и ещё менее понятную привычку приезжать из пригорода раз в месяц, пару часов назад носились по прилегающей территории. Первый падает с велосипеда почти ласково тормозя коленями и ладонями, и ласка мягкого гравия неминуемо проигрывает тонкому, почти свинячьему воплю. Дети Асгарда лишены неуверенных походок, падений, слёз, они выходят взрослыми, цельными. Тор, которого служанка, отводя глаза, отмывала от чернозёма; Тор, вытянутый из земли за обе руки, как ель; Тор, на месте рождения которого бы вырос Old Tjikko. Один забрал его практически сразу — а злится мальчик опять на неё.

    — Улыбка. Подумаю, если будешь себя хорошо вести.

    Гроза растворяется в обещаниях.

    Она опускается обратно к пионам, по касательной задев колено Тора, — не заметила, конечно же. Земля в его руках выглядит чужеродно — будто сжал пригоршню йордовых волос и не отряхнул руки. Отвернув лицо, Йорд наощупь накрывает его ладонь своей, сдавливает несильно:

    — Нет. Ты знаешь, какие глубокие ямы нужны пионам? 60х60х60 сантиметров. Утром насыпала туда дренаж: гравий и галька. Почвенная смесь, — она перехватывает инициативу, почти призрачным прикосновением перехватывает саженец из его руки, — идёт следующей.

    Переходит на шёпот: «1 часть перегноя, 1 часть торфа с нейтральным pH, 2 части верхнего плодородного слоя грунта.»

    — В яму засыпаем почвосмесь, — она указывает на пакет за их спинами: подай, — потом делаем бугорок, и вот сюда корневище нужно на четыре сантиметра опустить так, чтобы почки были заглублены на 5 сантиметров.

    Йорд руководит его ладонью своей: Тор наверняка решит, что из ненависти. Йорд посмеивается. Покажите мне того, кто справится с пионами без каких-либо навыков.

    — Остальное засыпаем грунтом. Когда ты пришёл, я заканчивала с другим кустом и мульчировала его корой.

    Встаёт: возвышаться непривычно, но вид хороший. Его ладони испачканы, взгляд прикован к земле. Мысли наверняка дребезжат, но на этом её рефлексия заканчивается. Она улыбается:

    — Так-то лучше.

    Кладёт руку на его макушку. Волосы диковинно мягкие.

    0

    5

    забрали;

    killjoy [klara bohringer]; valorant


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/334/529657.png

    So when she went back in the bathroom, she would never come outside.

    сайфер говорит, протокол должен защищать малышку киллджой — чембер в ответ на это всегда смеется, как над анекдотом; сайфер ведь не хуже других знает, что она не нуждается в их защите. малышка киллджой — комок правок и заводских настроек, ошибок и последствий, спутанной совести и содранной на нервной почве кожи на сухих руках.

    киллджой рвет заусенцы, кусает губы, выдирает по одному волосы, страдает от панических атак и жутковатых ночных кошмаров, в которых машины встают против своего хозяина, а коды и провода перестают спасать от гнева тех, кто пострадал от ее рук.

    пусть косвенно. пусть киллджой успокаивает себя сколько угодно тем, что не знала _ не хотела _ не имела понятия; чембер не хуже других знает, что это не имеет ни малейшего значения, когда остаешься один на один с кровью на руках. малышка киллджой не нуждается в защите — она нуждается в понимании. чембер понимает: он тоже не знал — поначалу — и тоже не хотел, но кровь лилась рекой.

    сайфер говорит, протокол должен беречь малышку киллджой, как зеницу ока, и тут с ним непросто не согласиться — без нее ничего не получится. они просто не знают, что это значит — беречь. клара приходит к венсану, когда ночные ужасы перестают быть терпимыми. венсан не надевает при кларе костюм из насмешек и бронежилет из высокомерия, потому что она тоже хорошо его понимает.

    чембер может сколько угодно смеяться над взрывной киллджой — у венсана всегда найдется теплое объятие, на которое, они думают, он не способен, для клары.


    ну а хули нет когда да (ц) аристотель. в общем, собираюсь жевать валорантовское стеклишко и делать его мрачнее и жестче, чем оно есть в каноне, и зову вас со мной на эту вечеринку. если не сильно шарите, не парьтесь, там довольно маленький лор и я все готов рассказать на месте. меня больше волнуют две вещи: а) коннект, который мы с вами обязательно должны поймать на почве совпадающих вкусов в текстах и совпадающих вайбов, потому что я любитель попиздеть в тележке и покидаться тиктоками, музычкой и мемами, и б) эстетика, которую я пытаюсь тут enforce on you with those faceclaims. (здесь внешка не принципиальна, просто диана очень похожа на олененка в свете фар и это 100% киллджой вайбс, но я не против любого другого визуала).

    пример поста;

    красные ягоды рябины зреют рано, значит, не за горами зима.

    как поездка? рахат заламывает руки и нервно крутит на указательном пальце серебряное кольцо, пока на его руки не падает острый взгляд роберто.

    день с самого утра задыхается в испарениях; дышится как-то странно, как-то гадко, будто сквозь молочный туман, и пахнет чем-то кислым, почти протухшим. от него самого — нарастающей тревогой и сердцебиением где-то у самой глотки, тем же запахом, какой чуют псы, выходя на охоту за лисьей головой. от роберто — металлической усталостью, тяжелыми свинцовыми пластами, покоящимися у него на плечах, и тем раздражением, какое испытывает охотник, когда вместо лисьей головы псы раскапывают давно зарытые в землю кости.

    ты как мамочка. охотник поднимает с промерзшей земли сухой желтый лист и крошит его в перчатке, пуская по ветру, чтобы точно определить направление. северный ветер мчится галопом куда-то в глубь лесов, рахат прокручивает кольцо полным оборотом, только потом убирает руки ближе к себе, прячет под столом, чтобы мельтешение не действовало на нервы. он пытается смеяться, но в невидимой пелене, заполонившей комнату, по консистенции напоминающей пудинг, его смех застывает прямо на выходе, расплываясь по волокнам чернилами, загнанными слишком глубоко под кожу. иглы недопонимания очерчивают морщины у нахмуренных бровей. я не мог не волноваться. мало ли, еще убили бы.

    роберто фыркает, как мальчишка, а рахат в тумане теряется окончательно. тебе-то, говорит, какое дело?

    день с самого утра задыхается в смоге; рахат чувствует, как на его шее смыкаются пальцы, и это не приятное удушение, запертое в полумраке спальни со стеклянной стеной и мягким отражением темно-красного цвета на черных в ночи стенах, а паралич, кующий по рукам и ногам цепи. от него самого пахнет жалкими попытками отступить и все наладить, пока не стало поздно, от роберто — злостью и сырым мясом из пасти дикого зверя. в них обоих все подбирается, будто звери готовятся к прыжку, только рахат отступает, а роберто достает ружье, пока жертва не сбежала с прицела. одним саттоном меньше.

    ты же знаешь, я не терплю насилие. ружье снято с предохранителя. запах гнили разливается по коже.
    без насилия ты к своей цели не придёшь, какой бы она глупой и недостижимой не была. курок взведен, прицел давно настроен.
    давай не будем о работе. как ты себя чувствуешь? охотник наступает на камень, деревья передают эхо друг другу, перебрасывая с ветки на ветку, и животное сбегает, скрываясь в чаще.

    нормально.

    рахат заламывает руки и поднимается со стула, обходит роберто по дуге и ставит чайник. оказываясь за его спиной, он закусывает нижнюю губу, долго колупает ее зубами и отрывает тонкие полоски кожи. они потом зарастут корочками. все хорошо, он говорит себе, просто это была долгая дорога и утомительная поездка. все хорошо, вторит ему северный ветер, сквозняком проплывающий по кухне. все хорошо, только в холодильнике киснет молоко. извини, постараюсь не быть таким гиперопекающим. тебе кофе?


    Отредактировано owl (2024-04-16 11:22:46)

    0

    6

    keziah mason (nahab); cthulhu mythos


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/416/499210.jpg https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/416/288317.jpg https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/416/82871.jpg

    Дым костров Салема поднимается высоко. Имя "Кезайя Мэйсон" мало что скажет людям современности. Но семнадцатый век был полон сюрпризов. Например, охота на ведьм. Туман, лай собак, огонь факелов, оспа – неизменная мода тех лет. Девятнадцать повешенных. Затем, прослышав о "ведьме из Аркхэма", инквизиторы двинулись туда. Пленение осуждённой ведьмы дело обычное, как и приговор, но то что было после, не объяснить никакой логикой и наукой. Ведьма неестественно разбиралась в точных науках, помимо колдовства, что и привело малограмотных обывателей к её дому. Она говорила о прорыве четвёртого измерения и способности перемещаться из нашего мира в другие. Совсем не удивительно, что её исчезновение из камеры накануне суда, мягко скажем, обеспокоило людей. Всё было просто: у неё появилась высшая цель; сущность, которая взамен вечной жизни и служения после смерти требовала одного – человеческих невинных жертв. Выбор, естественно, пал на младенцев и так продолжалось многие столетия, пока однажды, в один солнечный день, судьба не настигла Нахаб. Удушение цепочкой с серебряным крестом – незавидный удел. Ровно как и падение бедного Дженкинса в бездонную пропасть после. Но, победа это вымысел смертных умов: погиб и Уолтер Гилман, которого загрызло небольшое косматое существо, похожее на крысу с человеческим лицом. Но мы все знаем кто это был... верно, старый Дженкинс? Не беспокойся. Твоя хозяйка здесь. Как и направляющий её голос.


    К оформлению постов и размеру не придираюсь, главное чтобы желание играть горело как погребальный костёр. Внешка – тут не подскажу, можно брать любой понравившийся вариант (Майя Хоук? Талия Райдер? Грейс Ван Паттен?) In my humble opinion, Кезайя выжила по той причине, что последняя жертва, всё-таки, была принесена, пусть и не без помощи Дженкинса. Соответственно, можно придумать что можно сыграть дальше, если учитывать то, что в 1932 крышу Ведьминого дома снесло. Но, кроме лохмотьев ведьмы найти ничего не удалось. So... isn't it looks suspicious? Приходи, давай кошмарить людишек вместе и умиляться тому, какой Дженкинс хороший  smalimg

    пример поста;

    Кровь. Кровь повсюду. Таз с холодной водой, в который медленно опускаются ладони с парой царапин. Понемногу, мозг пытается воссоздать картину произошедшего не так давно: был раненый житель Ярнама, которого нужно было затащить и осмотреть его раны на столе для переливания крови. Но что-то пошло не так... Йозефка уже не помнит что именно. Но спустя, казалось бы, мгновение, глазам открылась ужасная картина: лопата в руках, окровавленная одежда и яма с трупами. Доктор понятия не имела кто они, но по одежде можно было догадаться, что жители Ярнама. Вокруг бережно лежали мешки с частями тел. Догадаться можно было по зловонию, что царило в воздухе. Девушка не могла сказать, когда в последний раз покидала стены своей клиники. Родной скрип половиц, гнетущая тишина и почти полное отсутствие ощущения опасности. Дверь держалась на удивление крепко, да и посетителей не было ровно до того недавнего времени. Тот молчаливый Охотник... что он искал? Что если всё из-за него? Тело хочет реагировать спокойно на эту новость, но подсознание крепче сжимает в руках предмет труда. Взвесив все "за" и "против", доктор Йозефка выбросила лопату и побежала по направлению к больнице, то и дело путаясь в подоле одеяния Церкви. Лестница наверх в паре шагов, но сквозняк медленно и со скрипом захлопнул дверь и за спиной послышалось рычание. Сердце забилось быстрее и руки затряслись, мысли начали путаться. Повернув голову назад и взглянув краем глаза, доктор увидела причину: заражённый пепельной кровью. В его облике уже не осталось ничего человеческого, черты лица стали волчьими, ярко светящиеся жёлтым глаза свидетельствовали о полной потере рассудка и прогрессировании болезни. В некотором роде, это – последняя остановка для заражённого. В таких случаях Церковь присылает палачей или рыцарей, как в случае со Старым Ярнамом. Соборный округ уже давно следует предать огню, но они опоздали. Девушку иногда посещали мысли о горящих улицах Ярнама, но это не то, за чем её прислали сюда. Эксперименты и исследование крови существ – вот то, что приказал Хор. Но какая-то часть девушки старалась помогать людям.

    К сожалению, в случае с чудовищем перед ней помощь была бесполезна. Неосторожно пятясь назад, одна из ног коснулась лестницы из-за чего девушка чуть не споткнулась. Сердечный ритм понемногу выравнивался, но нельзя было сказать, что чувство нависающей угрозы покинуло мысли. Зверь наблюдал за каждым шагом и был готов броситься в любую секунду. Он промедлил буквально несколько секунд, после чего совершил прыжок вперёд. Йозефка вспомнила, что трость-хлыст и её пистолет остались наверху и всё, что у неё было это вера в Великих. Точно! Ибраитас! Сконцентрировав энергию в руке, доктор Церкви протянула её вперёд, моля Дочь Космоса о помощи. Ладонь превратилась в гору щупалец, которым предшествовала незаметная вспышка света. Ликантропа отбросило назад и после видимых на нём ран стало ясно: долго ему не протянуть. Но, испытывать милость Великих не хотелось. Доктор поспешила наверх, осторожно переступая через ступеньку-другую, лишь бы враг не поспел за ней. Хлопок дверью, щелчок, мнимое чувство спасения. Она была в порядке. По крайней мере, в ближайшие несколько минут или часов...

    – Боже! – кровь заражённого ликантропа, что был внизу. На одежде, на коже. Резервуар с водой в метре от неё, в котором она начинает смывать с себя все следы боя и уличную грязь. Вода из чистой превращается в светло-бурую, с оттенками красного. Это уже даже не назовёшь водой, типичный яд. Протерев волосы медицинским спиртом и просушив полотенцем, Йозефка меняет одеяния на запасные, такие же. Нет времени на стирку прямо сейчас, внизу чудовище и одни боги знают, мертво ли оно или нет. Хотелось надеяться на положительный ответ. Проходя мимо окна, девушке почудилось, что луна следует за ней. Вероятно это лишь воображение, но подобная мысль заставила рот искривиться в ухмылке. Ухмылке... что!? Мозг пытался успокоить подсознание, что заразиться ей не удалось и эта мимолётная мысль не свидетельствует о том, что у неё медленно, но верно, прогрессирует безумие. Поиск таблеток в шкафчике, в антресоли... нет. Нигде нет. Проклятье!

    Стук в дверь будто околдовал тело парализующим касанием. До прозвучавшего голоса было не совсем ясно кто там. Но эта аура, витавшая в воздухе... это мог быть только один человек. Тот, по которому сложно было сказать наверняка: насколько человечный он где-то глубоко внутри своей оболочки? Один замок открыт, другой, дверь с небольшим скрипом открывается и зрение не обманывает Йозефку: тот самый плащ, тот самый шлем и узоры на нём. И едкое ощущение беспомощности перед вооружённым посланником Кейнхёрста.

    – Я не ожидала увидеть вас так скоро. У меня было много работы с пациентами в последнее время. – начала разговор девушка, открывая дверь нараспашку и изредка посматривая в окно, будто ожидая кого-то или что-то. – Но я получила письмо из замка, просто... не нашлось времени его прочесть. Болезнь усилилась в этом округе.

    Сложно сказать, насколько это было правдой. Доктор не помнила события последних недель настолько хорошо, чтобы утверждать подобное. И причина этого – довольно затруднительна в описании...

    0

    7

    kano; mortal kombat


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/365/973948.png

    про таких как он говорят: дитя улицы. воспитанник школы жизни. отщепенец. беспризорник. никому нет дела до таких, как он, потому что их тысячи разбросаны по бедным районам японии. они умирают с голоду, замерзают в холода насмерть, продаются в рабство шить одежду для масс-маркета. вот только кано повезло (повезло ли?) чуть больше. его подобрала одна из местных банд, взяла как диковинную игрушку с потенциалом. а ему нужен был только свежий онигири из круглосуточного, термос с чаем и кеды без дырок.

    кано быстро учится ползти по головам. затачивается словно клинок-бабочка, которым любит играться и понтоваться перед сверстниками. быстро растрачивает человечность, тушит бычки об остатки эмпатии и чувств, которые не входят в спектр чести якудзы. его даже не приходится ломать, переделывать, что-то менять. кано пластичный, готов подстроиться к любой ситуации, мимикрирует под обстановку и выживает получше любого таракана. крадет, избивает, вламывается в чужие апартаменты, выбивает долги - верный пес, который ждет свою команду.

    поднимается быстро, стремительно, набирает очки как в какой-нибудь аркаде из любимых залов с автоматами. бьет рекорды за рекордами, пока параллельно бьет морды. из питомца крепнет и превращается в полноценного солдата. ценного и авторитетного. в какой-то момент настолько начинает верить в себя, что кидает тех, кто протянул ему когда-то руку помощи. без зазрения совести и моральных дилемм переметнулся туда, где лучше кормят и больше наливают. теперь он «черный дракон», и его имя будет на устах у всех причастных.

    с годами становится все более жадным до всего. деньги, власть, сила, эмоции - ему нужно, чтобы все лилось через край и прямо ему в глотку. налей и отойди - девиз его алчности и жажды. ему плевать до мелких разборок на улицах, под ним картели и черный рынок, замарывает свои руки даже в нелегальной трансплантологии. возможно, лезет в работорговлю, who knows? как известно, слухами земля полнится, и когда до кано доходит информация о чем-то ценном и уникальном - он хочет этим завладеть.


    так ну давайте пройдемся по основным пунктам. во1 за основу мы берем последний перезапуск мк1 и играем пост-пост мета-мета концовки; во2 кано еще не показывали в новой итерации (и неизвестно будут ли вообще), поэтому вы вольны сами придумать шота или сделать микс из всех вселенных, написанное выше - мое видение его возможного сторилайна; в3 если вы оставляете замуты с якудзой, то нам проще будет сконнектиться, сконтачиться, скооперироваться и придумать какой-нибудь мафиозный дарковый сюжет; в4 я могу предложить любые взаимоотношения от заклятых врагов до вынужденных союзников или даже ван найт стендов по каким-то известным только им самим причинам; в5 пишу зачастую так же, как и в примере ниже, по объемам от 2к и пока прет, по частоте от раза в неделю до ресурсного состояния.
    так ну вроде все. жонне тоже думаю будет рад видеть кано, а еще обязан предупредить, шо мы с эрроном будем ждать бандита уже сразу без трусов!!

    пример поста;

    пальцы неприятно пульсируют, оставляя единственное напоминание о том, что конечности на месте. кисти плотно стянуты холодным металлом, передавлены до проявленной синевы кожи. затекли уже минут тридцать назад, а потому уже даже машинальные сигналы в мозг не поступают. кенши как будто бы лишился не только глаз, но и рук. какая это уже степень инвалидности? может прибавки к пенсии хватит, чтобы выкупить всех своих родных и соратников у якудзы? очень вряд ли.

    лампа с мерзким скрипом раскачивается под потолком. кенши слышит ее, но не видит света, тусклого и неприятного больнично-желтого оттенка. все вокруг овеяно лишь голубой дымкой. образы, построенные воображением из голосов. и струящаяся энергия сенто, сжимаемого чужими руками. его бы вырвать из мерзких лап и перерезать бы глотки всем собравшимся на представление. такахаши четко рисует в голове образы, кого, как, куда и все прочее, но вместо этого лишь тяжело вздыхает и облизывает пересохшие губы.

    почему кенши никогда и никого не слушает?

    ворваться прямо в драконье гнездо якудзы было... опрометчиво? как бы еще сказать так, чтобы не выглядеть полным идиотом. хотя, с этими наручниками и плетеными веревками, сдавливающими грудь такахаши уже выглядел достаточно нелепо и про себя немного радовался, что никто его в таком состоянии не увидит. никто не придет. никто не спасет. он снова один, как и было всегда. от этого уже давно не плохо, не больно и не страшно. слишком привычно, чтобы уделять свое внимание таким мелочам. он привык идти по своему пути, каким бы тяжелым он ни был. а есть ли кто-то рядом - разве это важно? это не цель, а приятное дополнение, а иногда ужасная помеха.

    два шага четко отчеканиваются от бетонного пола. затем удар. из неизвестности, резким движение, наотмашь. губа начинает немного печь и саднить. во рту появляется неприятный привкус металла, который растекается по небу и спускается вниз по гортани. вкус знакомый с детства. такой привычный, что уже не вызывает никаких неприятных ощущений. это не первый удар за сегодня и далеко не последний. но кенши плевать, ведь в итоге он все равно выйдет победителем. правда, пока не понимает, каким именно образом.

    удар. еще удар. смешок. разливной хохот по всему помещению отражается от стен и поражает чувствительные уши. кенши неприятно. больно. он все это игнорирует, копит силу и злобу. но вдруг все начинает плыть, цветовые пятна мелькают в бескрайней тьме. свет сенто больше не направляет маяком. он гаснет все быстрее, перекрывается фейерверком буйства красок. у самурая начинает кружиться голова и он чувствует, что вот-вот потеряет сознание. нет. нет. нет. ему нельзя отключаться. он из последний сил концентрируется на пульсации энергии меча. хватается за нее крупицами сознания, вытягивает себя из вязкого состояния.

    - это все, что вы можете? - срывается с губ вместе с усмешкой, а лучше бы закрыл свой рот и не пытался лишний раз покрасоваться, особенно находясь в таком, не самом выгодном, положении.

    кенши знает, что он не первый и не последний, кого избивали в этом вонючем сыром ангаре. среди его посетителей явно были и его друзья, и родные, и любые другие близкие люди, которые попали в немилость боссов. ему хотелось искоренить это все. разрушить эту сеть, в которую люди попадают в самом отчаянном положении, а вырваться уже не могут. когда за чашку лапши тебе приходится грабить, запугивать, заниматься прочей грязью, которая порочит честь и имя. такахаши никогда не знал вкуса свободы, ему она была запрещена по родословной. он знал только бегство, нужду, обязанности. но после турнира он ощутил это неизвестное чувство. оно раскололо его мир и сознания на пресловутые до и после. и теперь он больше не мог себе позволить возвращаться к прошлому. он помнил о нем, нес с гордостью, обращался в тяжелые моменты и мотивировал к тому, чтобы жить дальше и менять этот мир. он мог быть тем, кто все изменит, и был готов за это сражаться во всех смыслах этого слова.

    - отдайте. мой. меч, - не просьба, а команда, после которой клинок начинает трепыхаться в чужих руках, извиваться под грязными, потными ладонями, что сжимали его.

    сияние сенто становится ярче, чувствуется сильнее, откликается где-то в глубине души. чем злее становился кенши, тем больше его оружие это чувствовало, перенимало яростные эмоции и пропитывалось жизненной энергией. такахаши так и не понял до сих пор, как все это работает, но продолжал неустанно тренироваться и налаживать свою связь с артефактом. в некоторые моменты происходило такое единение, что он порой чувствовал сенто частью себя самого, продолжением руки или дополнительной смертоносной конечностью. и нужно было прямо здесь и сейчас нащупать эту тонкую грань для единения.

    но с концентрации сбивает внезапный грохот откуда-то из глубины.

    0

    8

    abella; fear & hunger


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/314/768291.jpg https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/314/290753.jpg https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/314/742952.jpg

    стук колёс был одним из первых сигналов отправления в Термину. чу-чух, чу-чух. несколько человек и каждый со своими целями. погружение в мысли прошло успешно, так же как и сновидения во время поездки. огромная луна и незнакомец на вершине башни. тогда, Оливия не уловила смысл, вложенный в таинственные слова о каком-то фестивале. знание пришло позже. во время попыток выжить. и одним из людей, которые не дали умереть учёной была девушка-механик по имени Абелла. крепкое телосложение, доброе сердце и стремление идти вперёд, несмотря на преграды. мы общались какое-то время сразу после произошедшего в Термине, но затем... письма стали реже приходить. последнее, что я от тебя слышала, так это то, что ты собиралась отправиться в космос. или участвовала в постройке чего-то вроде космического корабля? в тот момент мысли спутались и о том что стало с тобой оставалось только гадать: связана ли с этим твоя работа на Безымянный Союз Свободы или те существа добрались до тебя? надеюсь, что первое более вероятно. и надеюсь, что с тобой всё хорошо.


    особых требований к стилю письма и скорости нет и если человек просто придёт на роль Абеллы и получится сыграть её взаимодействие с Оливией – это уже будет больше, чем надо. (к слову, на внешке в заявке Millie Clinton, но я не настаиваю и за любой похожий вариант).сама Хаас видит в Абелле одного из близких людей и чем-то рыжая напоминает Оливии пропавшую несколько лет назад сестру (знаниями о технике и умениями починки различных вещей и мягкостью характера в определённые моменты, for example). приходите, нас мало (пока что), но мы тут все equally moonscorched inside out  smalimg

    пример поста;

    Жизнь намеренно подбрасывает дрова в печь бесконечной рутины дней, чтобы не казалось, будто про тебя забыли. Хаас всё ещё помнит взгляды участников фестиваля Термины, пока они ехали в том злополучном поезде. Никто не ожидал, что девушка в инвалидном кресле будет хоть как-то полезна сама по себе. Она смутно помнит их образы, имена, занятия и хобби. Некоторые были более открыты, чем другие. Другие — напротив, держались поодаль. Она не знала к какой из групп себя отнести, только потому, что не была уверена, что дружба с ней будет кому-либо выгодна. В глазах некоторых она выглядела как балласт: скрип несмазанных колёс создавал много шума, а разговоры о науке не всем были ясны. Рыжеволосая девушка напоминала Оливии о её сестре. Как же было её имя... Абелла? Только в отличие от Рейлы Одри Хаас, у этой Абеллы не было столько везения. Как, впрочем, и у всех остальных участников, прибывших в Прехевиль. После пережитого возвращаться обратно не хотелось от слова "совсем". Страшно потерять способность ходить, страшнее — потерять способность мыслить; осознавать себя как человек.

    Нельзя стать сильнее после пережитого в том городе. Это не было похоже на экскурсию. Всего пара дней прошло, но не покидало такое чувство, что девушка пережила курс выживания. Оливия Хаас не утратила доброту и мягкость, но научилась стрельбе. А её навыки ботаники очень пригодились в лечении ран. Однако, были случаи, когда приходилось использовать растения не по назначению. Чтобы отравлять тех... "существ". Ты убьёшь одного и это покажется кошмаром. Двух – и ничего не изменится. Она просто собиралась приехать и найти сестру. Не подписывалась на весь этот ужас. Колени бы болели, если бы ощущали хоть что-нибудь. Но руки помнят напряжение, когда приходилось подниматься по лестнице. Дрожь в плечах никуда не ушла, стоило опасности показаться на горизонте. Но бежать? Оливия не смогла бы. Один случайный камешек на дороге — падение с инвалидного кресла. Не говоря уже о мелких царапинах на лице и ладонях. Про переломы думать не хотелось. Пережитые инсульты и инвалидность были достаточным испытанием детства.

    Небольшая толика покоя и умиротворения так или иначе была бы прервана год спустя... может, два? Перестаёшь считать время, когда в течение пары дней риск быть убитой составлял почти сто процентов. Письмо приходит утром, когда Оливия всё ещё не проснулась и не надела очки, крепко обнимая подушку. Кошмары не покидали её, но в последнее время не снится никакого очертания зловещей луны, загадочного человека на её фоне и башни, казалось, достигающей небес. Позавтракав, она решает проверить почтовый ящик и тут же вспоминает какая это морока — спускаться вниз. Лестница не была высокой, как и её дом, что не был богато обставлен. Родители были в отъезде уже год, но к этому Оливия постепенно привыкла, так же как и обходиться сама по себе. Жить было непросто, но самостоятельность была залогом успеха, если хочешь выжить в этом мире. Вопрос того что случилось с её сестрой не покидал Оливию с момента возвращения и даже во время её последующего лечения в течении нескольких лет. Психология, всё-таки, тонкая наука... но им нужно было побывать там же, где и она, чтобы понять, что это не "выдумки".

    Справившись с назойливыми мыслями и долгим спуском по лестнице, девушка отдышалась и села в инвалидное кресло. Проехав к входной двери, она заметила лежащее на полу письмо. Превозмогая себя, учёной всё же удалось его поднять и прочитать. Её просила о встрече та девушка из поезда. Её звали Марина. Марина Домек. С религией у Хаас-старшей не было почти ничего общего, но она не отрицала, что подобная вещь имела своё место в мире. Это как отрицать положение спицы в колесе. Вроде и без неё колесо может продолжить свой ход, но выглядеть это будет... уродливо. В техническом плане. Эх, скажи Оливия это вслух, её сестра бы вступила с ней в спор по поводу техники, где старшая сестра бы оказалась загнана в угол количеством непонятной информации. Что ж, по крайней мере, она знает ботанические науки лучше и хоть чем-то может похвастаться. Что до письма...

    Разговоры с Мариной возвращали ей рациональное мышление. Отвлекали в то время, когда казалось, будто сходишь с ума. Любопытная Домек умела вести разговор, чего не скажешь о той, кто читал это письмо сейчас и терялся в своих мыслях. Мисс Хаас не была охвачена паранойей и считала, что встреча поможет ей отвлечься, если будет время поделиться последними новостями и тем, что произошло спустя много лет. Кто знает, может, давняя знакомая знает то, что неизвестно нашей учёной?...

    0

    9

    gabriel; christian mythology


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/382/552851.png

    And the whole multitude of the people were praying without at the time of incense.
    Гавриил долго не может выбрать место в своём саду, где посадить гвоздики. Он берёт маленький пакетик с семенами прямо рядом со стендом с жвачками на местной заправке. Необходимо хорошо освещённое место, но южное солнце жжётся по-своему. Гавриил выбирает слева от крыльца, подсыпает в землю торф и немного песка, поливает водой и накрывает шелестящей плёнкой.

    Гавриил не обязан был уходить в мир смертных, но здесь солнце так приятно ложится на кожу, а грядки в саду поливаются каждое утро, после вкусного завтрака - он любит тосты с смородиновым вареньем и стакан апельсинового сока. Он продолжает выполнять свои обязанности, но по воскресеньям возвращается в маленький дом с большим садом и зажигает свет. Если Михаилу разрешили всё забыть и спрятаться ( потеряться ) среди смертных, то Гавриил от сделок уворачивается, себя не забывает и на два стула сразу садится.

    На улицах беременные женщины в одиночку без мужей несут ещё не распакованные детские коляски. Кто из них некрещёнными умрет, Гавриил пока не знает. Улицы города от жары блестят очертаниями Назарета, Гавриил слышит как бренчат украшения на руках. Проститутка с заправки, которую уже не видели девять месяцев, завтра будет рожать мальчика с заячьей губой.

    У Гавриила проблемы с честностью, потому что он постоянно видит её отсутствие, и в этом они с Люцифером похожи. Только в себе они её по-разному видят : Гавриил не умеет лгать, умеет недоговаривать ; Люцифер во лжи путается, потому что отправившись на поиски своей правды нашёл слишком много сорняков. Гавриил не позволяет им прорасти в своём саду.

    Гвоздики не любят излишнего полива. Если почва заболоченная, это может привести к корневой гнили. Дерево душ прорастает сначала из маленького сорняка.
    Гавриил наблюдает за Михаилом из далека. Они любят говорить, что вся история крутится вокруг двух братьев, но он тоже их брат. Не семья, но брат.


    Я извиняюсь, но эта заявка писалась под час вот этого.

    Играем на границах ( мозга ) смертного мира и всех прочих ; Михаил стал смертным и отправлен куда ему в таком случае положено. Люцифер совершенно некрипово за ним наблюдает, решив в этот раз вмешаться. Гавриил стоит и осуждающе смотрит перед тем как вмешаться. Где-то на фоне играет опенинг апокалипсиса, но пока не понятно, это трейлер или уже весь фильм.

    Приходите думать и обсуждать. Персонаж пластичный и можете делать с ним, что хотите. Geaorge MacKay на фейсклейме, но это обсуждается очень легко ( мне просто понравились его выражения лица ). Я славный и не капризничаю, готов буду вас кормить и одевать, если понадобится. Посты так же в удобном вам ритме, потому что я медленно возвращаюсь на ролевые и пока свой собственный ещё не отыскал. По стилистике постов хотелось бы наверное что-то похожее на мой пример, но это старый текст, так что у самого может что-то уже поменялось.

    пример поста;

    О, а несчастных мы не замечали, они тут были. — нас тут было таких много и не видно.
    Везде есть свои правила по выживанию — их не пишут в маленьких чёрно-жёлтых методичках для чайников. Слишком мало для одной книги. Слишком много для одной жизни. Их пишут в смертях каждого — если умер, значит что-то нарушил. Не повторяй. Если это, конечно, не тебя сейчас закинут в вонючую общую могилу — тогда итак уже не повторишь. Почестей не заслуживает никто, даже высшие чины — их всё равно не разглядеть ; с теми, кто на ступеньках высоких, разговор всегда короткий и куда более жестокий.
    Дьявол устает различать лица в кровавой каше. Однажды и своё не узнает.
    Первым делом всегда приносят доклады об умерших — они лежат поверх остальных документов. Не о доставке провианта, не о новых лекарях, не о грядущих выходных. Обязательно об умерших. Их всегда протягивают первыми и обязательно дрожащими руками. Прочитать, подписать, отделаться скорее. Перебросить легионы Белиара к себе ( Люцифер, вот зачем тебе сдалось всегда в авангарде быть ? ), Асмодея отправить назад зализывать раны. Мало крови в войне, получай ещё больше в бумагах. У этой крови цвет чернил, но пугает ровно так же. Ад погибает в бюрократии, которая когда-то должна была успокаивать — есть какая-то надежда в убаюкивающем шелесте бумаг, только всё режешься и режешься. Когда-нибудь адский лекарь будет брать пергаменты, чтобы отрезать загноившиеся конечности.
    По утру на мёртвой пустынной земле выпадает окровавленная роса.
    Когда идёшь на войну, притворяйся, будто ты уже давным-давно мёртв.
    В Чистилище очень холодно, и Люцифер греет ладони над погребальными кострами. Дома тоже холодно, но здесь пробирает насквозь. Среди солдат ходят байки, что просто призраков слишком много. Дров уже не осталось, и разве кто-то виноват, что костры осталось лишь трупами кормить ? А когда закончится вода, будут перед сожжением кровь выливать, чтобы пить ( если глаза закрыть и перестать дышать, вкуса не различить). И разве кто-то в этом виноват ?
    Зато в Чистилище видно звёзды и это уже совсем несуразность. Насмешка. За звёздами там Эдем, за Эдемом —
    Изнутри всё зовёт языком монстров, стоит лишь увидеть числа погибших ; жестокость никогда не говорит с тобой тихо и ласково, она всегда требует чего-то. Устроить массовую казнь ангельских военнопленных, вывесить крылья на кривых кустарниках, выложить из отрезанных рук какое-нибудь очередное послание для Господа. Они этого ожидают — ждут, как голодные псы, разрешения на трапезу ; Люцифер знает, ангелам будет сложнее сражаться, если он не будет оправдывать их ожидания.
    В такие поры ненависть висит в воздухе особенно тяжёлая. Солдаты уже устали, но ещё не просятся Домой. Глотают этот гнилой воздух, уже даже не чистят оружие и просто ждут очередного приказа.
    Люциферу с каждым разом всё сложнее их отдавать, а нежное ангельское лицо чернеет. Вельзевул отчитывает за отсутствие бинтов на спине, Лилит с грустью смотрит на своих детей. Люцифер давится воздухом и решает пока что больше не дышать.
    И горят вроде бы трупы, да ожоги на живых видно. Они всегда самые уродливые.
    Нет сил и времени думать, что будет дальше, когда придется остановиться; вся жизнь здесь.
    С каждой пущенной ангельской стрелой и её свистом, Люцифер чувствует, как любовь к Отцу выходит наружу, смешиваясь с тяжёлым воздухом.
    Дьяволу так просто ненавидеть. Дьявола так просто ненавидеть.
    Проворачивая себя сквозь масло, зубами лязги, плюя на живое ( плюя на себя ) — к цели.
    А чужого огнеголового бога легко спутать с погребальными кострами. Пахнет от него практически так же. У чужих богов смерть всё равно одинаковая, разве что пути, после неё, разные — какая разница куда там дальше ? У богов всё равно ни возрождения, ни могильных плит.
    Солдаты, принёсшие его, обеспокоены. На губах ещё почти живая кровь — « Она всё равно умирала », оправдываются.
    Хорошо. Ну, а его тогда почему бы и нет ?
    Да Люцифер и сам знает.
    По рыжему богу, от которого воняет смертью и пахнет севером, видно — он жить хочет, несмотря ни на что ; в Аду к такому чувствительны очень. Все они здесь — несмотря ни на что.
    Люцифер оставляет подле — пленника ? гостя ? жертвы ? — солдат. Он не превращает его в кого-то особенного. Лишь кого-то опасного. В Чистилище привыкаешь во всём видеть угрозу, даже в самом себе. У Дьявола нет времени на любопытство и чужие истории. У Дьявола есть время только на настоящее.
    Военная доска с планировкой сил порой расплывается от усталости, а он всё равно смотрит на неё, как на тексты священные. Ответы ищет. Расстановка сил меняется быстро ; сегодня у них есть три дня на отдых ( иронично-любимое число Отца ), завтра у них нет времени даже на погребальные песни. Война движется, но война не заканчивается.
    На спине рубашка прилипает кровью, Вельзевул устало и совсем незлобно кидает в лицо бинты, уходит, а они так и остаются лежать в грязи. Позже Люцифер их подберёт и попробует что-то сделать, каждый раз и вправду надеясь, что поможет. Раны от крыльев — невыплаканная, невыкрикнутая боль, которая всегда будет рядом. Люциферу остаётся себя лишь за горло держать, потому что раны не значат больше, чем тысячелетняя боль.

    0

    10

    st. peregrine; christian mythology


    https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/0f/2/108095.jpg

    Most glorious and holy light
    Bow before unending night

    Это не понарошку и даже не по инерции, он верил, как верят в вещи, усвоенные в детстве, случайно кем-то уроненные и так же невзначай подобранные. О таких не задумываешься, не посвящаешь им времени, они вросли в фон, по которому скользит пустой взгляд. А потом пришла Она.

    Взмыленная лошадь, растущая родинка на сгибе локтя отца, лежачая мать, продуваемый ветром и запахом жимолости дом, текущая крыша, незаживающая нога — движение в сплошной статике. Врачом не стал, даже в университет не пошёл, на север перебираться не согласен — как тут бросить всех, кто их подхватит, кто пожалеет. А Перегрину всех жалко, любовь занимает всё пространство сердца и головы, другой бы давно сделал что-то для себя, отрезал ненужное, пришил новое, выучился эгоизму. Это не стагнация. Это сохранение того, что ему досталось.

    Она являлась четырём из Гарабандале, миллионам египтян в Зейтуне, глухой из Акиты, детям в Фатиме, Раздавливающая змея, No estoy yo aqui que soy tu Madre?, «не обещаю тебе счастья в этом мире, но в другом». Она появляется на чердаке, среди хлама и голубиного помёта, среди ночи — Перегрин сначала не знает её имени, но чувствует, и обещает приходить каждую ночь. Иногда Она молчит, и есть только свет, тепло, корона, лежащая на Её коленях, запах моря и отчаянно душистый, чистый воздух. Вы ещё можете остановить гнев Отца Небесного.


    Очень люблю Паапу Эссьеду, но не настаиваю!

    Задуманный сеттинг вкратце описан в заявке выше: Миссисипи, 1980е, южная глубинка; святой Перегрин — покровитель онкобольных, ВИЧ-положительных и смертельно/хронически больных. Америку восьмидесятых уничтожает эпидемия СПИДа, в нашем городке разворачивается шото типа конца света, уехать невозможно, быть геем — ещё тяжелее, университеты только недавно начали принимать темнокожих студентов, в общем, набор тем мрачнейший. НО в игре перманентного страдания не хотелось бы, как и не хотелось бы видеть Перегрина безусловно святым потому что мне нужно куда-то вкинуть цитату your generosity conceals something dirtier and meaner. Явления Девы Марии можно толковать по-разному, но конкретно тут хотелось бы обойтись без религиозного бреда и психозов, а задуматься, точно ли это наша царица небесная или происходит какая-то чертовщина 👀 Кто именно разговаривает с Перегрином, что будет предсказывать/подсказывать и какие чудеса организует — придумаем. Персонаж очень пластичный, тут только несколько вводных, чтобы вы могли сочинить всё, что душе угодно, я только поддержу!

    Если заинтересовались, жду в личке с любыми текстами (хотелось бы сочетания метафор и движения сюжета, плохо воспринимаю инверсии и чрезмерное форматирование), я игрок нерасторопный, но могу усилиться по первому запросу. Пишу посты по 2-4к символов, делаю графику, фанмиксы, плохо шучу, по запросу спамлю подходящими стихуями и чем только не. Аминь 👺

    пример поста;

    Он ищет такие места, целится в них: не прикрытая ничем молочная кожа живота, обнажённая, неиспорченная, ни пестицидов, ни чужих башмаков, сосцевидная область — трогательное место прямо за ухом, обычно укутанное волосами. Чуть ниже шея: слабая, чувствительная, Йорд не любит, когда её там трогают, прикосновения заставляют вспомнить, что тело реально. У кого-то пята, у кого-то шея.

    Жестокость ей безразлична: шахтёр со исполосованным брюхом падает на землю — обратно, к ней — Йорд переварит и его, и его гроб. Тор приносит ей поделку из детского сада, очень мило, она даже улыбается и берёт его ржавые от крови ладони в свои, чтобы сказать: «глупый мальчик, знаешь, сколько во мне наделали дыр?» Его руками на направляет нож остриём ближе к её груди. «Дырой больше, дырой меньше. Нет никакой разницы.» Техногенные провалы, карстовые воронки, проседания грунта, шахты, заброшенные шахты. Где-то помог метан, в 1906 году во Франции они сами подорвались внутри, не освоив взрывчатку, после Второй Мировой войны забытые мины детонируют под землёй, и Йорд возвращает себе 405 шахтёров. «Смертным немного осталось, не думаю, что она доживут до Рагнарёка.»

    Ей почти жаль, что в нём нет ничего от неё. Ни капли йотунской крови, кажется — сплошное владение Одина, асова чистота, та единственная, что принимают в Асгарде, от Йорд даже горсти чернозёма не осталось, всё забрал Всеотец. Внутренние части бёдер ныли, где-то в Мидгарде закровоточило русло реки, Йорд не сопротивлялась, просто лежала, и вся его бессмысленная жестокость была ей непонятна. Он засмеялся, чувствуя, как дрожит земля, блюющая асинхронными толчками. Имя он выбрал задолго до того, как пришёл к ней, плод развивался быстро и зло, и для того, чтобы его достать, пришлось вспороть ей живот. Тор, покрытый белым налётом, её кровью и графитовой крошкой, родившийся раньше срока, был отвратителен — не зря мидгардцы говорят «разрешиться от бремени». Йорд на него не смотрела и не видела ещё долгое время.

    Она думает об этом, когда он обхватывает её, касается носом края живота, вжимается так, будто может вернуться обратно. Йорд хочет отдёрнуть руку, но он перехватывает её — знакомая настойчивость, уверенность в том, что всё ему принадлежит по праву рождения, это в тебе, милый сын, тоже от Вотана.

    — И что будешь делать? Разве не весело было убивать моих внуков? Скольких йотунов вы искалечили, — свободной рукой она хватает его за волосы, жалкая хватка, бессмысленное сопротивление, — даже твой Мьёльнир вы добыли обманом.

    Сдаётся, опускаясь к нему.

    — Можешь съесть хоть всю мою руку, можешь разворотить лёгкие и достать сердце, можешь сварить из матки суп — больше меня в тебе не станет.

    Проводит пальцем по его грязным губам, натыкается ногтем на зубы, очерчивает щеку изнутри.

    — Попробуй.

    0

    11

    paimon; genshin impact


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/33/164936.gif

    паймон ведёт пальцем по небу — от северного полушария к южному, собирает звёзды в совездия и нарекает их именами действительно важных для неё вещей.
    бекон, мёд, картошечка с зеленью, мята, потраченное время, пряность, взбитые сливки, тщетные  надежды. гангрена. обмороженные пальцы. суфле. тартар из говядины.
    — посмотри, это похоже на окорок. ты это видишь?

    паймон срывает с дерева два яблока — оба себе. она отдает  итэру второе только тогда, когда он требует этого (не из голода, а из какого-то смутного человеческого принципа делёжки). получив, сразу отшвыривает в грязь.
    — и в чём смысл?
    — в поступке, — итэр пожимает плечами. он раздражен. справедливость это какая-то тупая человеческая потребность.

    после паймон ничего не остаётся, она сжирает всё  произрастающее и перемещающееся по земле, всё, дающее плоды, потомство и жизнь, всё рукотворное, всё человеческое.
    бекон, окорок, печёная картошечка с зеленью, томатное рагу, рамэн, хлеб, слёзы, мондштатские ветряные мельницы, статуи архонтов, реку цюнзи, заглатывает ватацуми. давится энкомией, пустыней, выпивает всё первородное море фонтейна, пики яшмового леса царапают её нёбо, но она прожёвывает все горные породы.
    но еда имеет неприятное свойство заканчиваться.


    warning! это абсолютно хэды и фантазии. да, в игре такого не было.
    в моей вселенной паймон шпионка селестии, мейби архонт времени или архонт кипящего котелка (всё, что угодно). она  проводник итэра, считай вергилий для моего данте. её задача привязать и создать эмоциональные якоря итэра с тейватом, ибо итэр спидраннер, который хочет, не углубляясь в лор и сайд квесты, найти сестру и съебать  обратно в космос. ему неинтересны местные разборки, слёзы нпс его не трогают. он не чувствует связи с происходящим, но для этого нужна паймон.
    можем играть как в юмор , так и в какую-нибудь драму.
    я как игрок пишу плохо, но зато редко. матерюсь. разрушаю сказочную атмосферу.
    насчет фейсклейма — мы любим риал фейсы, а не арты. у меня есть пара идей. но я не настаиваю.

    пример поста;

    он находит нелепым слово “сестра”. итэру оно отдаётся скукой; отчуждением, здравомыслием, ханжеством. он выражено в вытянутой руке, в стыдливом отворачивании взгляда. в неумении выражать себя и в детской ревности тоже. какое-то заклятие, которое лишает первичных половых признаков. тейватец, наверное, хуй отличит сестру от ясеня, берёзу от сестры. дуб от сосны. тут оно всё такое —  боящееся встречного движения. любое соприкосновение тел призывает священный огонь. убийства чести. убийство плоти. убийство желания. убийство животного или божественного. смотря, какой бог правит.
    второе слово, которое он также находит нелепым — “кровосмешение”.
    люди тут — огниво. их сближение означает катастрофу.
    для них слово “сестра” способ подчинения любви иерархии. дураку ясно, что в тейвате пенис был первым наскальным рисунком.

    итэр ненавидит то, как смотрит аято на аяку, лини — на линетт. на своих сестёр.
    нет. он смотрит на люмин иначе.

    итэру нравится думать, что он создан был для обслуживания её эго — дополнительная пара глаз, которая может восполнить слепое пятно. он видит нежную кожу за ухом, целует местечко под лопатками, касается мягко голого бедра чуть ниже ягодиц. он видит и любит то, что не может увидеть в себе люмин. ей нужно избавиться от позвоночника, чтобы рассмотреть вблизи всё, что итэр жадно обгладывает в её теле.

    он чистое знание её великолепия. он свидетельство её совершенства.
    люмин вещь-в-себе. итэр вещь-для-неё.

    — а знаешь, есть такое место в мире, где первая женщина была создана из плоти первого мужчины. они стали прародителями отвратительной цивилизации прямоходящего говна. но не суть.
    итэр много раз об этом говорил, но ему хочется повторять вслух снова.
    — а знаешь, что это означает? они кровные родственники.
    представляешь, целая планета, населённая братьями и сёстрами. их таких миллиарды. они ебутся, разъёбываются, выёбываются, объявляют войны, заключают мир, изобретают оружие, развивают медицину, пытаются заслужить любовь родителя — находят его в любом небесном светиле. в любом движущемся по кривой траектории объекте. они готовы молиться на упавший с твоей головы волос.
    я готов уничтожить вселенную за упавший с твоей головы волос. если тебе будет достаточно этого. 

    мы не были там. мы можем ещё к ним поспеть.
    как думаешь, они одинаковые на лицо, как мы?

    итэру нравится думать, что и люмин создана для него. для его эго. механизм самопознания — что-то лучше зеркала.

    — во мне говорит пустота, во мне говорит опухоль человечности. чем я дольше тут остаюсь, тем больше я похож на них. посмотри, что со мной стало без тебя. я бесцельный, я услужливый. преклоняюсь к любому, кто мог знать тебя.

    он гладит люмин по голове, ведёт пальцем по мягкой коже за ушком. место, которое, как он надеется, никто не видел, кроме него.

    0

    12

    забрали;

    hector barbossa; pirates of the caribbean


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/434/580910.png

    От жадности гниют кости и трюмы полнятся добычей. От жадности португальский мальчишка больше не хочет быть порядочным моряком и заглядывает в кабину капитана. У него золотые зубы сверкают призраками и волосы похожи на бесполезные канаты от парусов. Морская вода залезает в кошелёк и забирает от туда пару жизней. Морские чайки гадят прямо на шляпу.

    Гектор Барбосса воровать собирался намеренно и никогда этого скрывать не собирается. Если пиратишь, то пирать до конца - без проблесков чести, без молитв и любви к чему-то другому, кроме самого пиратства. Принимай правила игры, если хочешь быть хорошим игроком, не жалуйся на их несправедливость и не пытайся переубедить других. Честь в Тортуге продают за бронзу и не отдают сдачу.

    Джек и Гектор - два беспризорника, дерущиеся за внимание доброй воспитательницы. Игрушечный кораблик оказывается ею разломан на два. Море добрым никогда не было. Выпущенная в грудь пуля ощущается, как пушечное ядро. Джек смеётся, закутываясь в чёрная паруса. Гектор тянет одеяло на себя.


    Вы скажете « Здравствуйте, а заявка на Барбоссу свободна ?», я скажу - я вас люблю.

    Здесь в голове пиратские приключения, бесконечные посты о бесконечном море, интерес не только к фильмам ( хотя уже события третьего фильма заставляют желать играть ), но и всему, что было до - говорят, существуют книги по вселенной Карибского моря, но этого недостаточно. Я бы с удовольствием взял какие-нибудь вдохновения из таких пиратских "баллад" как Приключение Капитана Блада, Ассассинов : Блэк Флэг, Остров Сокровищ или сериала Чёрные Паруса.

    На молодого Барбоссу предлагаю Hozier'а, потому что не могу выкинуть из своей головы. Мы же take our whiskey neat ?

    Здесь хэдканоны про пиратское общество, как братство, немного гейской паники в достаточно закрытом обществе. Вам очень идёт эта новая шляпа, Гектор. Можем по-предавать друг друга и до призрачных сокровищ первой части, можем помириться - вынужденно или радостно, всё сможем. Вы главное приходите.

    Я человек простой - делаю соигрокам графику, люблю думать хэды, посты пишу в спокойном ритме и в спокойном размере ( комфортнее всего где-то между 2к и 4к ), стиль варьируется от настроения.

    пример поста;

    [indent] Be our safeguard against the wickedness and snares of the devil.

    [indent] Кислые яблоки и звук саранчи. Солнце вылезает из рукава Миссисипи и режется о высокую осоку. Ллойд жмурится в такт скрипящим на воде доскам, рассматривает свои тяжелые и неуклюжие руки, чувствует подушечки пальцев, пытается ощутить толщину кожи, тыкаясь в неё хрупкими ногтями, теребит заусенец на большом пальце. Аккуратные чистые руки. Ласковые сны, застрявшие между третьей и четвертой ресничкой.

    Ллойд моет лицо холодной водой из умывальника, думает, что ему сделать на завтрак, рассматривает как по другую сторону реки сосед натягивает на удочку леску и бросает снасти в лодку ; Ллойд загадывает себе планы на день и ворочается в отталкивающей необходимости быть чем-то больше, чем просто человек. Ллойд аккуратный, тихий и спокойный сосед, с аккуратно убранным домом, к которому он явно не испытывает большой привязанности. Дом слишком пустой, чтобы его искренне любили. По выходным он уезжает в Оксфорд, по будням ездит по всей дельте реки и иногда остаётся по нескольку дней в Мемфисе. Внешне он больше похож на северянина, смотрит и говорит, как они, но соседи однажды видят его с ружьём и оленьей тушей на плече, слышат, как он работает на плантациях, шепчут о брате-пастыре и вопросов решают не задавать.

    В дельте реки сегодня опять будут собирать хлопок. МакКонноры месяц назад объявили о наборе работников для полей, которые не сдали в аренду. Понабралось разного : пьяные, чёрные, бедные и безнадёжные. Ллойд присоединяется на пару дней, вынимает из кармана начальника заветную тридцатку за три дня работы и больше не приходит. Он попытался быть пьяным, попытался быть бедным, не смог стать чёрным, а безнадёжным даже признавать себя не хочет. Ручной труд обесценивается. Техника берёт своё.

    Тётя зовёт на ужин.

    Водонапорная башня Оксфорда уродливо улыбается, возвышаясь над уже почти никому ненужной плантацией хлопка. Городской прыщ, напоминающий, что в некоторых домах нет ни ванной, ни туалета, а за водой приходится ходить к скважинам-колодцам.

    [indent] Люцифер ластится к городу, как Миссисипи, лижущая своими водами берега : когда им обоим становится мало, то начинается потоп. Он разложился на маленьких улочках, которые через десятилетие будут заброшены, распластался на трескающемся от жары асфальте, забрался в колокольчики над входными дверями в киоски, в скрип колёс и в растянутые гласные южного акцента. На переднем кресле новенького Cutlass'а лежит букет полевых цветов, газета и аккуратно упакованный тортик из недо-французской пекарни на центральной улице Оксфорда. Французской её делает разве что только вывеска и бесконечный рассказ владельца, что его предки прибыли из Парижа. Если бы он знал какой на самом деле вонючий и шумный Париж, вряд ли бы так гордился, но построив воздушный шарик, он барахтается на нём, стараясь не упасть. Люцифер достаёт иголку.

    Маленькая девочка лопает мячик, потому что ей показалось интересным попробовать ударить им о машину Люцифера.

    Он видел малышку на воскресной службе, она ёрзала на скамейке и хотела как можно скорее выбежать под знойное солнце. папа обещал подарить пони. Папа хранит в большом роскошном доме фотографии своих предков, среди которых удивительно много рабовладельцев. Его хлопковые поля до сих пор собирают чёрные.

    Люцифер заводит автомобиль, машет рукой девчонке. Бедный мячик, совсем не бедная девочка.

    [indent] Майкл усталый. Он моргает медленнее обычного, дышит чуть заломистее, с едва разлечимым хрипом, руку жмёт, как будто сам и не здесь находится. Ллойд одевается в белое, словно маленький игрушечный матрос, сошедший с 45 футовой моторной яхты, и рядом с Майклом белым себя чувствует : душа в клубок сворачивается ровно на том месте, где когда-то был другой человек.

    - Как прошло твоё утро? - спрашивает Ллойд. В руках цветы, газета и тортик. Святая троица. - Я едва проснулся.

    Люцифер лжёт. Он долго моет лицо холодной водой, чтобы спрятать с лица бессонную ночь, которую проводит в погоне за демонами. Ловит парочку своих собственных в голове и успокаивается.
    Майкл усталый, но не из-за вчерашнего дня. Он даже не догадывается почему. Люцифер сжимает его плечо, сжимает зубы, чтобы не схватить хрупкое человеческое тело и не попробовать ему напомнит, чей разум оно на самом деле хранит, словно консервная банка.

    [indent] [..] by the power of God thrust Satan down to hell

    Отредактировано owl (2024-04-16 11:22:58)

    0

    13

    the lovers; tarot


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/485/646333.png

    она видит и чувствует, как будто бы сильнее и больше. эмпатия выкручена на максимум, все полунамеки считываются секундным взглядом, брошенным кротко из-под нависших над лицом волос. прячет прядь за ухо, улыбается. по привычке прячет где-то в глубине свои переживания и опасения, хочет зачем-то быть хорошей для окружающих. люди ей радуются, да даже карты испытывают что-то теплое, когда даже просто рядом стоят и подпитываются энергией. любой расклад с ней кажется краше, внушает надежду на лучшее, которое где-то там впереди. приятное чувство бабочек в животе, не спадающая улыбка от посланий возлюбленного, скорое ожидание встречи - последствия ее присутствия. ей нравится отведенная роль, но есть один нюанс.

    за мишурой, блеском и конфетти скрывается другая ее сторона. вечные муки выбора, неопределенность и трудности. об этом не принято говорить, но розовые очки всегда бьются стеклами внутрь. и когда очередное предсказание не проигрывается идеальным вымышленным исходом, ее бранят всеми возможным словами. а ей даже и сказать на это нечего, она сама в вечном подвешенном состоянии. жизнь - это постоянные выборы, начиная от того, чем позавтракать, заканчивая тем, кого любить. и влюбленные знает об этом лучше всех остальных, ведь почему-то зациклена на том, чтобы победить свою неопределенность. она бы может и хотела себя переделать, но для этого снова нужно сделать судьбоносный выбор.

    влюбленные часто посещает умеренность в ее темном углу. ходит за советами, любит поболтать, приносит подарочки. ей интересно знать ответы на постоянно возникающие вопросы. как удобно, что они всегда есть у той, что вечно наблюдает за течением хода времени. их диалоги длятся часами, темы сменяют одну за одной, плавно перетекают от мелочей до личных драм, которым обе не придают глобального значения. влюбленные хотела бы вытащить умеренность из темноты, показать красоту окружающего мира и заинтересовать в том, чтобы повлиять на него чуть больше, чем это положено картам. легко говорить, когда в тебя так яро верят и дарят свою любовь, которой можно подпитываться, кажется, целую вечность. оптимистов на земле не так много, а вот тех, в ком теплится надежда, всегда хватало.


    так, у нас тут девочковый каст таро, поэтому перед регистрацией вам придется обкашлять не только со мной, но и со смертью или башней за полноценный лор нашего междусобойчика. но не пугайтесь, у нас круто, классно и комфортно, мы будем рады принять в свой сюжик и развести на эпизоды. внешку вы можете выбрать себе любую на ваш вкус или, вообще, юзать аестетики с пинтереста и кайфовать. заявка в пару или нет (но смерть все равно нас будет шипперить и странно смотреть) - все зависит от ваших желаний, мы можем просто мило болтать, психотерапировать друг друга, вмешиваться в людские жизни, романтизировать все хорошее и так далее по бесконечному списку возможностей. я за говорение словами через буквы, люблю похэдить и пошутить шутки категории бэ, поетому будет кайф, если где-то здесь у нас будут мэтчи. посты я пишу около 3к +/- по настрику, с ответами не тороплю, потому шо могу долго гореть идеями и сюжетами. сижу в своем темном углу и наблюдаю за гостевой, в которой меня можно окликнуть, но без букета полевых цветов и чоколатки не приходить!!

    пример поста;

    кикимора барахтается в своем шкафу, заваленном одеждой, в попытках выбрать сегодняшний наряд для похода в загс. подать заявление на госуслугах стало для нее слишком сложной задачей, с которой она не справилась даже с пятой попытки. поэтому нужно выбрать что-то в меру торжественное или хотя бы чистое. с другой стороны, не такое уж это и событие. это кузька трясется как гусак, а для инги предстоящие мероприятия только лишние хлопоты бюрократического характера.

    из резного шифоньера сыплются цветастые платья и расшитые рубахи. она прикладывает их к телу, зажимая верхушку подбородком, и глядится в зеркало рядом. все ей не нравится, она понятия не имеет, какие сегодня лунные сутки, но явно не благоприятные для принятия каких-либо решений. свист кузин, хуже расписного чайника на плите. зато действует как магический пендаль, который тут же заставляет кикимору собраться и надеть на себя уже хоть что-то кроме нижнего белья. она хватает какую-то юбку в пол, больше напоминающую холщовый мешок из-под картошки, и безразмерную, как это модно обзывал леший - оверсайз, белую рубаху с вышивкой на воротнике и рукавах. запечатлев себя отчетным селфи в выбранном луке, инга поспешила вернуться к кузе, пока он не начал совсем уж хозяйничать на кухне и развешивать там подковы и душистые веники.

    - ммм, травушки, - блаженно восхищается инга, как только ступает на порог кухни и чувствует ароматы родной природы.

    кикимора усаживается напротив кузьмы, аккурат на углу стола, на котором уже красуется ее любимая чашка, вылепленная самостоятельно на каком-то бесплатном гончарном курсе, на который она попала совершенно случайно, когда искала выход с очередного арт-квартала для молодежи. пока кузя грыз баранки, отложенные специально для него еще пару дней назад, инга принялась распаковывать творожный сырок - единственное благо яви, которое она бы утащила с собой на болота.

    - кузя, ну я же уже все объясняла голосовыми, ты не слушал что ли? рассказываю: одна очень могущественная любовная ведьма из тикитока сказала мне на личном приеме, что на мне какой-то дурной глаз. проклятье снимет только брачный венец, поэтому тут без вариантов, либо мы это самое, либо я того самого, - по фактам раскладывает кикимора, пока распаковывает сырок и отправляет его в рот, запивая несладким травяным чаем.

    про то, что околеет не она, а ее истинный избранник, лишний раз решила не напоминать, потому что ради какого-то абстрактного никиты или олега домовенок мог бы и не согласиться жертвовать своими принципами, а вот к инге он относился хорошо, потому и был выбран в роли жениха-спасителя.

    - слушай, бывали пары и похуже. а мы, как мне кажется, вполне органично смотримся, все поверят. и высшие силы тоже. я надеюсь, - инга на секунду задумалась насчет своих планов, до этого момента она не сомневалась в благом исходе, но червяк сомнений начинал проедать покрытую мхом мозговую кору.

    - ты же помнишь, что мы сегодня идем подавать заявление? - дожевывая сырок спрашивает инга, заранее глядя на кузю так, будто бы он виноват и забыл, потому что она в этих двух фактах уверена, как и в выборе сегодняшнего наряда.

    не дожидаясь ответа на вопрос, кикимора тянется за чайником, чтобы долить себе свежего кипяточку. абсолютно неловким, как это часто у нее бывает, движением руки задевает керамическую солонку, та падает на бок и белый порошок быстро разлетается по столу.

    - да блять, - недовольно брякает инга, отставляя чайник с желанным кипяточком и принимаясь сметать в руку просыпавшуюся соль.

    0

    14

    zhelia; slavic folklore


    https://forumupload.ru/uploads/001b/2f/04/2/596370.jpg

    Персонификации плача и горя, связанных с погребальными обрядами. Две вечно печальные сестры, сопровождающие всякого человека в его первых подступах к потустороннему, загробному миру. Имя Карны связано с глаголом «карити» (в смысле «оплакивать»), имя Жели — со словом «жалость», «сожаление». Желя — древнерусское обозначение плача. Сёстры эти — вековечные плакальщицы, божества погребального обряда. Карна — олицетворение печали, Желя — беспредельного сострадания. Эти две скорбные девы, словно чёрные, зловещие птицы, летят вслед за всяким войском, выступившим в поход, однако богатая пожива не приносит им ни счастья, ни довольства. Их удел — горькие слёзы над убитыми, беспредельная жалость к умершим людям.

    Они сидят на небольшой Желиной кухне, пьют сладкий-сладкий чай, такой, что сахара в нём больше чем вкуса. На столе бублики (сушки), творожные рулеты, мелкие солёные крекеры рыбки, купленные в магазине под домом. За окном сменяются сезоны, снег падает, весна озеленяет деревья, лето цветы проращивает, а на их кухне желтеют парой никотиновых пятен занавески которые жаль выкидывать потому что "память". Желя грустит и плачется. Ходит в церковь, Марью с собой ведёт, там деревянные иконы хнычут, словно тоже откликаются забытому теперь прошлому. Христианство домовых с их земли гонит, мешает существованию, а Желя ищет в Боге утешения. Марья начинает искать следом за ней — клубочек катится-катится, по православным храмам, меж рядами лавок, до самого алтаря.

    Желе постоянно нравятся мудаки, и это, а не увлечённость плачущими иконами её главная проблема; раз в месяц или два она стабильно влюбляется в обещающего завязать наркомана, запойного музыканта-алкоголика с гениальными треками, сорокалетнего отца троих детей, обещающего уйти от жены и пропадающего на утро. Она плачет, страдает, горюет и молится по каждому, Алёшеньки, Димочки и Марки один за другим идут, навсегда пропадая из её квартиры, заблокированные в социальных сетях, иногда ставящие на сторис в инстаграм огонёк по совету джипити-чата. Ей нужны только обоюдно зависимые отношения, чтобы синяки замазывать, посуду бить, всё как в сериалах, мама я полюбила хулигана, он выбил мне передние зубы. Законы о домашнем насилии бесполезны, провалена европейская интеграция. Желя увеличивает ставки с каждым следующим. Университетские долбоёбы и музыканты становятся бандитами, в девяностых ей было веселее всего, Слово пацана в прямом эфире доставшейся по наследству квартиры.

    Желя верит что однажды встретит того самого, залюбит его, исправит, перекуёт, и после будет лить горькие слёзы над грустными развязками сериалов и шоу "Мужское / Женское", а пока она котят без лап подбирает, собакам в приютах лечение оплачивает, грустит над замотанными в лохмотья нищими в переходах, отдаёт последние деньги, на водку, на хлеб, на что угодно — берите, Желя ходит на чужие похороны, провожает в небесный путь, тоскует по незнакомцам. На кладбищах они с Машей придумывают другим людям истории, болтают ногами, сидя возле крематория на Байковой. Очень, очень ей всех жаль. Ну как вам помочь?


    Как вы уже поняли, наверное, это история про попсовый треугольник Карпмана и синдром спасателя, где Желя плачет не только по погибшим войскам, выступившим в поход, но и по всему, что встретится на пути. А как только повод плакать пропадает — наркоман отправляется в клинику, тело догорает или опускается в землю, ампутированная нога малоимущего в метро оказывается фейком, следующий рэпер-исполнитель предлагает нормальный секс, а не "это дерьмо с побоями", — Желя делается самой апатичной, равнодушной и холодной принцессой из всех вами встреченных. Несётся спасать нового, за кормом для бездомных котов, за раздачей гостинцев на Новый Год одиноким пенсионерам, за тем, чтобы заключённым письма писать и с маньяками в Одноклассниках новостями обмениваться. Желя в свойственной ей здоровой манере и с трезвым осознанием вообще не заинтересована ни в чём нормальном. Выбрала, как говорится, себя, а не психотерапию.

    Образ сестры оставлю вам на вкус. Можете ходить с Тамарой парой или забить хуй. Марью Желя отведёт в церковь (как в песне), всратое время требует всратых увлечений, теперь они совместно постятся потому что прикольно, бегают на пасхальные службы, иногда вспоминают как было клёво раньше, на Навьих проводах, обсуждают почему католические священнослужители вечно симпатичнее православных. Марья с трепетом пересказывает Желе подробности собственной личной жизни и вытирает её слёзы, особенно по Кощею, висящему на цепях. Желя учит Марью печь куличи. Хочется дружбы, не без гнёта тлена и страданий, но с просветами в виде обоюдных мемов про распятого Иисуса.

    У нас нет общего сюжета, я предлагаю вам такой вот концепт: всё волшебное медленно умирает, разлагается, укрывается масляными пятнами, реки высохли, терема рухнули, золото разворовали и увезли в столицы, и теперь над ним чахнут люди, настоящие люди, опаснее любых Кощеев. У людей — бомбы, стрелялки, самолёты, скоро порталы изобретут и тогда точно пиздец. Магия больше не помогает. Как именно выживает Желя, давно ли всё осознаёт или нет обсудим вместе и сделаем как вам понравится. На внешности Лиза Янковская (твиттер, спасибо что показал!)

    Что мне важно: пример текста в личные сообщения, традиционные "не пропадать, не игнорить, не страдать хуйнёй", писать чуть чаще чем раз в полгода. Обрастайте собственными связями, сюжет можно и нужно строить не только со мной, если вам захочется. Под боком есть Финист которого вы можете жалеть вообще бесконечно. Хотелось бы видеть в игре разные локации, а не "МКАД, Нева, Москва-сити". Люблю красивые тексты и книжки читать. Не люблю общение в стиле "я твой пидр ты мой муж", мизогинные тейки и инверсии_С (з а м е с т и т е л ь н ы м и) для более высокой духовности в постах. Клёво если найдём баланс между описанием чёрных пятен на Марсе и в вашей груди и какими-то осмысленными предложениями в размере 3к+.

    И да, на самом деле я котичек.

    пример поста;

    Она на Чёрную Речку едет чтобы на птиц посмотреть. Без водителя добирается, на метро, тут всегда пахнет болотом, потому и "чёрная", хрустит ледяной корочкой, пузырится тёмными провалами подо льдом. И птицы гуляют — Дуня улыбается, воробьи нахохливаются под неодобрительными взглядами прохожих, у уток клювы подмороженные, как в холодильной камере супермаркета, щупленькие бабушки голубей спасают, щедро рассыпая пряничные крошки, только ведут те до коммунальных квартир и железобетонных сталинок, никаких украшательств, зато всё практично, три комнаты, досталась от родственников. Успели за короткий срок дерьма настроить. Она греется в своём тёплом пальто, прячется от ледяного ветра в шарф, укрывающий почти до носа, волосы выпадают косой. Галки на крыше Пятёрочки узелки вяжут. Дрозд расклёвывает подмороженное яблоко, сморщившееся коричневым и неаппетитным. Телефон в сумке звенит входящими сообщениями, подруги, у Лены юбилей с мужем, они приглашены и надо ещё подарок выбрать, Аркаша обещает к ночи с работы приехать, шлёт ей фотографии, всё как в первые дни, когда сходились. Себя в зеркалах бизнес-центра, занесённые снегом парки, и птицу какую-то тоже. Дуня усмехается. Белый голубь выглядит траурно. Она кладёт руку на живот, расставляя сердечки, будто кто-то уже должен изнутри толкнуться, будто эмбрион в пару миллиметров прямо сейчас оживёт и разрастётся до трёх килограмм и двухсот грамм. Мама счастлива будет, надо сказать.. и ведь случайно вышло. Таблетки пару раз не выпила, приём у гинеколога пропустила из-за экзаменов. И вот. Значит пора. Так же говорят? Бог послал.

    "Дети в любви" выписывает неровным почерком в их черновом брачном контракте Аркадий Иванович Свидригайлов, которого никто никогда на самом деле не любил. И она обещает всё это компенсировать. Держит в узде тяжёлый характер, расписывается в каждой из предложенных бумажек. Спустя год начинает искать недостатки, должны ведь они быть: иначе тошно. Ни изменить, ни обидеть толком не получается, не в чем Аркадия Ивановича попрекнуть. Подписка на доставку цветов, платья, салоны, отпуски — даже одну её, скрипя зубами, отправляет если попросит. Редкие скандалы от случайной ревности неизбежно заканчиваются хорошим сексом. А потом извинениями — Дуня фотографирует брендовые пакеты, из Картье, Фенди, Оскар де ла Рента, платья и побрякушки, и вспоминает как единственным её украшением было матушкино серебряное кольцо, а ещё цепочка золотая, тоненькая, такая что едва на шее ощущалась. Он обещает мир принести к ногам и приносит, пусть пистолет Дуня так и не отдаёт, лежит у неё на дне чемодана, на всякий случай, если хоть какой-то из ужасных слухов спустя четыре года вдруг окажется правдой.

    Она обещает быть рядом и в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии — из этого складывается их брак. Аркадий Иванович становится Аркашей, Аркаша сладкое любит, окрошку и зелёные щи, спать может двенадцать часов подряд по выходным, крепко обняв подушки, и просыпаться как ребёнок, едва она с кровати встала и в ванную отошла. Мужчины оказывается и плачут, и кричат — Дуня слизывает его слёзы, отвечает на все заданные вопросы, кажущиеся глупыми, да, она точно любит, да, точно не изменяет, и ещё двести раз "да", после главное не напоминать что он плакал, когда всё отпускает. И Аркаша опять Аркадием Ивановичем становится — улыбается, флиртует с секретаршами, в зал ходит и на пробежки, между синим и голубым поло выбирает, примеряя их по очереди, не берёт ни одно. Дуня не спорит где не надо вообще, потом легче на важном настаивать, если на двадцать одну глупость перед тем согласилась. Не мешает заваливать её деньгами, впечатлять, привозить из командировок безделицы жуткой стоимости, вышитый золотыми нитями ковёр из Абу-Даби им же был совершенно необходим. Или китайская ваза по цене годового съёма квартиры, ну и отлично, спасибо что купил, сейчас на этот вот столик поставим.. Мама Аркашу обожает. Все истории из сада прощает. Обнимает, соленья крутит и варенье на зиму готовит, тоже долюбливает, хоть и не знает, как это нужно. У Пульхерии Александровны много любви — от которой родные дети яростно отказываются. Дуня скользит ледяным взглядом по брату. Убийца и предатель. А не Роденька, не Родя, даже не Родион. Она уговаривает себя что не скучает. Что ей не тоскливо, не больно и не зло. Убийца и предатель. В сердце такой же холод, чёрный, болотистый, как на Чёрной дроздовой речке, вокруг сплошные дуэли. Метро быстро доносит её до нужного адреса. Шум, гомон, кофейни, сердце столицы, Петербург Новый год и Рождество уже встретил, теперь работает, зачёркивает в списках выполненные за январь цели. Кряквы зимуют на Мойке, мандаринки протяжно кричат. Наверное и им холодно.

    Родя никуда не выходит. Зимует основательнее и крякв на Мойке, и медведей в лесных берлогах, и зима у него длится целый год — протекают недели, месяцы, годы, скоро новая жизнь, к весне почки зеленью покроются, подснежники, и Дуня уже всё посчитала пока ехала. Если беременность в январе, то родит осенью, если повезёт то не слякотной, а роскошной, кленово-красной, дубово-охровой, осиново-золотой. Они так давно не говорили нормально. Вообще не говорили — после того злосчастного сообщения, после мёртвых старушек, лихорадки, швейцарских пансионатов, за которые Аркаша бешеных денег отвалил, а она продалась с головой, ради мамы и брата, ради будущих детей. Ради себя. Тепла захотела, сытости, занавесила зеркала и показала язык отравленной Марфе Петровне. Шлюха и мразь. Стыдно с такой сестрой. Так же он думал?

    Дуня больше не застывает в нерешительности у дверей, не мнётся, спокойно нажимает пальцами на кнопку звонка, перед этим снимает с рук длинные кожаные перчатки. Годы идут, мама не молодеет, они тоже кстати. Возраст близится к тридцати. Родя карьеру юридическую мог бы куда успешнее сделать, если бы не сычевал двадцать четыре на семь и чуть чаще в свет выбирался, хотя бы и с ней, контакты там налаживал. Но ему зачем?

    Дверь открывается и Дуня заглядывает словно в зеркало. Как в своё отражение смотрит — волосы, глаза, скулы и форма надбровных дуг, цвет и длина ресниц, слишком много общего чтобы на всю жизнь отмахнуться. Но Дуня держится, а сегодня, побывав у врача, понимает что не может так больше. Что надо хоть что-то решить, хоть поорать когда приедет. Она распутывает шарф, изгибает в улыбке губы, и та дрожит так, будто ей опять двадцать два. Они в кафе сидят, Родя хранит страшную тайну, Дуня решает блокировать ужасного преследователя Свидригайлова, опускает голову на родное плечо. Там никогда и ни от чего нельзя было спрятаться — точно не ей. Он сам с собой не справляется.

    — Я пройду? — спрашивает она, прищурившись и поправив волосы. — Привет, Родя.

    0

    15

    peeta mellark; the hunger games


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/396/182250.png

    Я опускаю вожжи, я — выжженная земля; кажется, крепче всех обнимает меня петля.

    про него судачат, что он случайный победитель — называют мальчиком с хлебом и снисходительно усмехаются.
    родная мать, провожая его на игры, говорит, что у дистрикта двенадцать наконец есть шанс победить, и имеет в виду не его. про него говорят, что слабый, что неженка, что выжил не благодаря, а вопреки — пит немного опускает взгляд и соглашается, пряча улыбку. пряча синяки, оставленные матерью, не сошедшие за две недели на арене. пряча укол стыда и ненависти к собственной слабости.

    пит мелларк — превосходный игрок в игры, в которые китнисс играет неправильно; в тренировочном центре он не засиживается у мишеней и манекенов, а улыбается наблюдателям в ложе. он понял абсолютно все — и так быстро, так легко. финник, глядя на него, честно думает, что мальчишку жаль — потому что ему не выжить, но если бы. если бы.

    пит мелларк — игрок наравне с плутархом, хэймитчем и президентом сноу. надежный союзник восстания. друг?
    он не меток, белке в глаз стрелу не пустит, и не так уж силен — зато в волосах цвета спелой ржи, глазах, чистых, как горное озеро там, где когда-то был тринадцатый дистрикт, и слабости, которую он надел на себя, как броню, капитолий находит объект обожания. это опасно, конечно опасно, но пит играется с огнем почти нежно, почти убаюкивающе. однажды сноу поймет это — но будет поздно:

    пит успеет предупредить китнисс, пит успеет спасти ей жизнь так же, как она спасает его, пит успеет—
    убить ее.


    заявка написана на случай если вдруг это не совершенно очевидно, что нам нужны пит и китнисс. очень-очень-ОЧЕНЬ нужны. мы все прекрасно знаем, насколько это незаменимый персонаж и насколько много у него роскошного стекла на пожевать лежит прямо в залежах канона, а я готов расчехлить вам в лс еще и кучку хэдканонов по лору. ну и по классике, с меня все вышеописанные плюшки в виде графики \ смешнявок во флуде \ музыки-тиктоков-инспирейшна. пишу часто (потому что психованный на етом фандоме don't blame me love made me crazy) и средне по объему, готов прожимать шифт, если принципиально, готов сожрать все капитолийское стекло разом, если только ты придешь (pls)

    попытка продать fc #39840293:

    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/396/425108.gif

    пример поста;

    сквозь нее смотреть не получается — в комнате, полной других бриллиантов, она, может, и затеряется, но один на один — никогда. один на один она голову вскидывает гордо, а слезы в глазах кристаллизуются и скатываются на пол по ее тошнотно-зеленому платью. один на один она точно такая, какой он увидел ее за крокодиловым воем — считай, уже почти выжившая. почти победительница. от короны ее отделяет только слепая удача, только то, какой стороной упадет монетка на окровавленную землю нынешней арены.

    к счастью, финник с фортуной на короткой ноге — он ей продался.

    конечно, капитолий купился; потому что девчонка разгадала секрет, открывающий любые капитолийские замки, сносящий с петель любые столичные двери — секрет хорошего шоу. этот город не мог не поверить. этот город — гнилое красное яблоко, сочащееся червями в ребрах каждого, кто ступал на плитку главной площади панема, — глуп до безобразия, зато морщится презрительно на отродье из дистриктов. она не такая, финник думает. она — не отродье. она вас всех переживет.
    может, даже его.

    сквозь не получается, хоть и хочется до зуда на ресницах, поэтому он смотрит прямо, и ему нравится, как легко и как быстро слетает эта маска. это значит, что она не приклеена намертво. ему нравится быть правым. годы в капитолии не могли не отравить его, наверное, и его эго отзывается шевелением где-то в груди. но больше того ему нравится, что догадался он один: даже хэймитч ведь не понял, разодрав колени об ее слезы и уйдя к своим трибутам в состоянии бессильной злости больше, чем когда-либо. финник тихо смеется — эта девчонка умудрилась обмануть человека, знающего систему вдоль и поперек, сыграв на том, как люди не выносят чужих стенаний. это было бы до абсурдного гениально, не споткнись она об него.

    ему не хочется думать, почему на нем не сработали ее ловушки, но если бы хотелось, он легко нашел бы ответ в бессонных ночах, укутанных или парфюмом столичных женщин, или солоноватым запахом рук мэгз, держащих его по приезде домой, пока он снова не научится спать.

    он легко нашел бы ответ в том сходстве между ними, какое рождается только тогда, когда судьба у вас будет одна на двоих.
    пока что финник не переворачивает камней в поисках — только ведет плечом.

    я не капитолий, — он отрезает резко, оскорбленный. потом выдыхает. в сущности, нечего ей предъявить — даже для своего родного дистрикта, для продавщиц в лавках и моряков на кораблях, которые нянчили его и еще десяток соседских ребятишек, он давно перестал быть мальчишкой у моря, рисующим на мокром песке дома, траву и солнце. даже для них, тех, кто вроде бы должен понимать, он стал больше их, чем своим; чего удивляться, что джоанна, видевшая его только по телевизору, когда он с улыбкой расшаркивался в благодарностях к милосердию капитолия, чешет его с ними под одну гребенку.

    это почти не больно уже, если честно. почти не горит. у финника никогда не было друзей — он в школе был нелюдим, а в компаниях его водили только потому, что он девчонкам с очень раннего возраста нравился, — и никогда не было прочного позвоночника. ветер привел его в неоновые огни и столичные небоскребы, и он остался рдеть флагом над ними, собирающим сальные отпечатки чужих пальцев на бордовой ткани.

    но от джоанны — задевает. где-то глубоко и звонко. барабанные перепонки лопаются вместе с какой-то струной внутри. хочется горячего чая, который мэгз делает из незнакомых ему трав. хочется поплакать. хочется уйти.

    вместо этого финник складывает на груди руки и закрывает глаза, чтобы не выбирать, куда смотреть — в упор на ее глаза, смотрящие с той же яростью и злобой, какую она, он уверен, лелеет и убаюкивает в себе при виде эскорта, стилистов и персонала, снующего вокруг нее без устали, или сквозь нее — на вылизанные полы и мраморные столы, которым он теперь принадлежит больше, чем самому себе.

    у тебя нет ничего, что ты могла бы предложить мне взамен, джоанна, — с насмешкой выдыхает финник, отодвигая стул и позволяя себе вальяжно раскинуться в нем. капитолий не мог не отравить его. больше их, чем свой.

    по дуге вокруг затылка стрелой проскальзывает мысль о том, не проще ли будет с ней договориться, если сыграть по ее правилам, но финник от нее отмахивается: с девочкой хочется быть предельно честным почему-то, а это в его мире — роскошь. у нее есть то, что она может дать ему в обмен на помощь, но она уже это делает, сама того не понимая. он не станет ей этого говорить.

    я понимаю твою злость. больше, чем ты думаешь, — потому что помнит, как яростно колотил стены дома мэгз до крови на костяшках, вернувшись из своего первого тура победителей, потому что помнит, как на языке белая крошка скапливалась в жемчуг, когда он зубы стискивал, вдавленный в подушку. — когда это все закончится, я повезу домой два деревянных ящика. когда они умрут, я подойду к телефонной будке, наберу номер городской администрации и скажу их родителям, что они больше не увидят своих детей. я поеду домой, когда это все закончится, и мне вслед на каждой улице моего дистрикта будут смотреть мои люди и думать, мог ли я сделать больше. мог ли вернуть кого-то обратно.

    сквозь нее смотреть не получается, и финник выбирает справедливый обмен: ее честность в обмен на свою. ему почему-то важно, чтобы она доверилась. чтобы она услышала: он, одетый в лучшие одежды и надушенный лучшим парфюмом, — не капитолий.

    ты не похожа на тупую. ты очень умная, джоанна. если тебе хочется думать, что у всех здесь есть личный интерес, считай, что мой в том, чтобы через год выпить по стаканчику виски с еще одним хорошим человеком.
    финник делает ударение на еще одним — говорит ей так, что он уже считает ее частью круга. пытается внушить, что ей осталось, в общем-то, самое легкое. всего-то нужно —

    победить в голодных играх.

    разреши мне попытаться.

    0

    16

    zaets; slavic folklore


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/411/824109.png

    он похож на советскую игрушку в комиссионном магазине в подвале, такой же ржавый, разлаженный, c заедающей пружиной очень веселого, очень громкого смеха. плюшевый заяц с оторванным глазом, лапой и проплешиной, проеденной молью. бьющий в маленькие медные тарелки когда-то катающийся по полу. с живой, подвижной мимикой, обиженно опущенным ртом, то дергает нервным тиком, то стучит ногой по полу, может молчать часами, раскачиваясь на продавленной панцирной кровати общего стационара в психоневрологическом диспансере, а может бегать по городу днями напролет, в пустой попытке забить пустующее время, от василевского острова до станции метро рыбацкое.

    нелюбимый пациент в скворцова-степанова, его приветствуют уставшим: опять вы, когда его привозят с приступом психоза, бегал по хостелу, заглядывал в комнаты, отбивался ножом от администратора и орал что-то про русские сказки, его, маленького, приходится скручивать вчетвером простынями. ноотропы — ерунда, трициклические антидепрессанты не помогают и идет русская рулетка, ему даже нравится, мозг каждый раз заинтригован, что за таблетку дали сейчас. в обычное время он почти нормален, подрабатывает по мелочи, только рот не закрывается, трещит без умолку как сошедшее с ума радио. по утрам он вытаскивает из своих человечьих зубов утиные перья, все в слюне и в желудочном соке, еще немного, и он соберет из них утку, сказку помните?

    зайца, конечно, не спрашивали, хочет ли он такое существование вести. может, и не хочет. он звонит хороший и ласковый, на заднем плане громкая музыка, чужие коммунальные разговоры, рабочий шум отделения полиции, слюнявые поцелуи, стихийные митинги. волк, конечно, приезжает, ведомый древним инстинктом хищника, вытаскивает из грязных туалетов, вписок, камер, проблем, заяц тихо сворачивается под волчьим боком, под кожаную куртку, будто в норе.


    динамика заяц-волк? фандом "ну, погоди"? прости господи! зайчик - плюшевый хаотик, нервный, запуганный, блядский, непредсказуемый, можете рассчитывать на три мотка веревок из меня, буду приезжать, перегрызать шеи обидчикам, заберу вас из питера в калининград, устрою ретрит в духе "топей". готов поддержать относительно активную игру, главное сойтись на стиле и на условиях (вот вам трейд оффер - 🥕🥕🥕🥕🥕), однозначно прошу пример поста, любовь к русскому хтоническому, ролевой раскованности и смелости, если у вас много внутренних ограничений и сквиков, мы вряд ли сойдемся. на внешность поставил антона рогачева, можно обсудить альтернативы, главное будьте светленьким и хорошеньким.

    пример поста;

    Электрический неживой свет не знал жалости: с жестокостью высвечивал признаки возраста и увядания, резко очерчивал углы воротника белоснежной рубашки, показывал слой тонального крема на лице, нарочито выставлял вперед не кричащую, а визжащую ненастоящесть; он был такой, что не спрячешь изъяны, не скроешь обман, ни одной тени. Прилизанные волосы в безупречной прическе — волос к волоску, — кажутся синтетическим париком куклы. Кроваво-красные губы медленно растягиваются в пустой улыбке, не обнажающей зубы, на чашке с черным кофе не остается оттиска. Блуд не была красивой. Она была страшной. Словно кто-то в спешке натянул на себя человеческое тело, как натягивают пиджак или пальто, разрывая в рукаве подкладку, разгладил и пошел. В ней не было ничего человеческого. Внутренности ее представлялись сломанными компасами, фрагментами карт, кусками моха, который должен расти на севере, листовками "Разыскивается!" с красными лентами, привлекающими внимание, списками пропавших без вести. Человек, сидящий напротив ее и с вежливым интересом рассматривающий пестрый новодел Рыбной деревни, тоже человеком не был. Или был, но когда-то очень давно. На нем почти не осталось запахов человека. Он посмотрел на Волка разноцветными глазами, потом вернулся к неспешному разговору с пани. Блуд так и осталась сидеть с растянутой улыбкой. Начала кивать, будто кукла, послушно соглашаясь: tak, tak, tak.

    Не нужно было биться о земь, обращаясь в зверя, чтобы почувствовать запахи, различать каждый. Волк делает глубокий вдох, по-собачьи встряхивает головой, ошейник привычно давит. Блуд затягивает его сильнее, смеется: собачий кайф. Официантка, которая принесла кофе, сильно болела, запах от нее был сладковатый, сахарный, будто носом ткнулся в рассыпающуюся головку рафинада. Повара на кухне достают из воняющих холодильников подпорченный кусок ветчины, заветренной до зелени с одного бока, срезают его тем же ножом, которым вчера рубили хвосты у креветок. За соседним столиком мужчина давно не менял нижнее белье, весь пропах аммиаком и гнилыми яблоками. Спутник мессира, терпеливым послушным ребенком карябающий в блокноте шахматные доски (и совсем не обращающий внимание на пряничные домики), пах чистым телом и сексом — хорошо знакомый запах покорности, вытраханного до тошноты нутра, заплетающегося языка, благодарящего за то, что с ним сделали.

    Наконец Блуд встает. Она носит очень высокие неустойчивые каблуки, шаг при этом у нее мужской, широкий, нужно поспевать, почти бежать следом. Если она захочет, ее будет не догнать, даже если пуститься галопом, задыхаясь, высунув язык из волчьей пасти. Бесполезно метался он по Катынскому лесу, разгрызая березовые стволы, оставляя на их нежных шкурах зарубки, лапами протаптывая тропинки: здесь я был, здесь я уже был, я уже был здесь! Падать, носом зарываясь в землю, пытаясь так почувствовать собственный запутавшийся след... Волк запоздало хватает куртку и ключи от машины, Блуд ждет, пока он откроет для нее дверь, недовольно стучит каблуком. Садится на водительское, мотор немецкой Audi едва слышно урчит послушным зверем — ей нравятся послушные звери. Ева вчера звонила, Блуд мурлыкала со своей управляющей по телефону, в Альтхофе есть только одна точка, где пробивается сигнал сотовой вышки. Волк не спрашивает, куда они едут. Не включает навигатор, точно зная, что пока Блуд тут, с неясной улыбкой смотрящая на него в зеркало заднего вида, они не попадут ни в одну пробку, ни застрянут на железнодорожном переезде и не перепутают дороги. Даже если он сейчас втопит педаль газа, резко развернется через двойную сплошную, рванет в сторону Преголи, чтобы пробить машиной ограждение Правой набережной, все равно окажется на трассе на Гвардейск.

    Здесь в салоне машины он, наконец, чувствует ее запах: сухой и травянистый, который остро щекочет нос. Сильнее, чем запах бензина и тонкой кожи сидений. Волчье обоняние в сорок раз лучше человеческого, он навсегда запомнил всех людей из ресторана, даже тех, кто окуривал себя дешевыми сигаретами в серой от дыма курилке, больше он их не забудет, сможет найти, выследить, порвать, можно быстро, можно медленно, удерживая лапой, отрывая кусок за куском, снимая мясо с ребер, придет серенький волчок и укусит за бочок... В ее отсутствие он находит в гостиничных номерах каналы с жестким порно, смотрит, не мигая, на порно с сенсорной депривацией — завязанные глаза, закрытые берушами уши, заткнутый нос, больше не способный различать даже резкие и неприятные для волков и собак запахи специй или пряностей... Блуд наклоняется к нему, шепчет: Нравится? Заставляя вздрогнуть, заскулить, закусив до железистого вкуса рот, спрятать чуть заостренные даже в человеческом обличье зубы, бутылка пива, упавшая из лап, пропитывает ворс ковра, сколько не убирай агрессивной химией, он всегда будет чувствовать аромат карамельного солода и горечь.

    Волк не разговаривает без разрешения. Научился. Смотрит только перед собой, на дорогу, быстро выезжают из спальных районов, опаясывающих Калининград, по Московскому проспекту на трассу, мимо поста ДПС, устраивающих постоянный шмон на этой точке. Пейзаж быстро становится однообразным, заправки и погнутые отбойники, вокруг которых россыпь стекла и пластика. Волк не лихачит, держится знаков, зная, лихачи это те, кто играет с лихом, а ему достаточно. Сахарная официантка из ресторана посматривала на него, бросая взгляды через плечо, проходя мимо, оставляя шлейфом этот вкус, от которого наполняется слюной рот. Номер написала на чеке, но не отдала. Хлопала любопытными глазами, смотря на ошейник, краснела. Иногда просыпаются инстинкты: жрать! жрать! жрать! На вкус мясо почти все одинаковое, что официантки, что царевны, главное — это запах. Вспоминается заткнутый прищепкой нос, тяжелое дыхание через рот, как у тревожащейся нервничающей псины. Нравится? Нравится?

    0

    17

    agoraphobia; icd-11


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/432/259403.png

    tw: текст содержит описание агорафобии и ее симптомов

    агора сознательно выстраивает вокруг себя стены, организовывает внутри них ремонт, подбирает цвет стен молочного оттенка, чтобы было больше света и пространства. на стенах висят картины - натюрморты и морские пейзажи, которые она пишет в свободное от работы время. ей комфортно и приятно находиться в том, что другие посчитали бы клеткой. здесь все знакомое и понятное. она знает, где что лежит и откуда достать нужную коробочку. размеренность успокаивает и уменьшает количество триггеров, а кроме спокойствия ей будто бы ничего и не нужно.

    впервые агора не смогла выйти из дома еще будучи подростком. ранее знакомый и понятный мир вдруг начал становиться невыносимо громким, пугающим и огромным. ее сознание постепенно сужалось до стен ее дома, запирая девушку в хрустальный шар. открытая дверь запускает слишком много воздуха, поэтому есть не больше тридцати секунд, чтобы забрать с крыльца посылки с амазона. вместо открытия окон на проветривание - мощный кондиционер, поддерживающий всегда конкретную температуру. родители уже давно переехали, оставили дочь там, где она может существовать без панических атак и неконтролируемого страха. они смирились, потому что агора не оставила им другого выхода.

    благо двадцать первого века - удаленная работа, когда ты можешь сидеть в пижаме на кровати и принимать звонки или собирать какие-то очередные отчеты. не нужно видеться с людьми, кроме их проекций в зуме. в свободное время можно играть в онлайн игры и таким способом коммуницировать с миром, от которого, кажется, становишься отрезан, если не выходишь из дома. современный мир делает все больше и больше для таких как агора, сам того не осознавая. она рада, что будто бы само общество идет ей на встречу.

    психотерапевт настаивает, что нужно выходить из этой зоны комфорта, но у агоры есть всего тридцать секунд, чтобы не впустить слишком много свежего воздуха в свой дом.


    так, ну, тут вроде бы попроще, потому шо перед нами классическая агорафобия. если хотите посмотреть на ето в художественном смысле, то можете глянуть вот такое или такое, там вайбы больше не персонажные, а именно болезни. на фэйсклейм я выбрал невероятно шикарную доминик фишбек, но я не настаиваю, и вы можете прийти со своими предложениями. по возрасту вы можете попасть как в первую волну 17-23 лет, так и во вторую 27-33 лет, поетому тут на ваш выбор. не бойтесь, шо персонаж выглядит очень камерным и ограниченным, если вы самостоятельный игрок, то мы обязательно вас подхватим и найдем способы коммуникации и сюжеты для игры.

    наш фандомный сюжет для ясности

    в вашингтоне некая корпорация под видом каких-то медицинских исследований набирает группы подростков ~10 лет (проводились в 1994, 2004 и 2014), склонных к ментальным заболеваниям, для проведения экспериментов, все исследования оплачиваются родителям крупной суммой. в итоге детям подсаживают специальный ген, который провоцирует у них развитие психических заболеваний. над испытуемыми проводится регулярный надзор, проверки проходят под прикрытием приемов у врачей в крупном медицинском центре. постепенно болезнь прогрессирует и с каждым годом все сильнее захватывает сознание носителей экспериментального гена.

    по постам я не требую супер активности и объемов. сам пишу около 3к с лапслоком и опциональной тройкой, могу отдавать пост раз в неделю или чаще/реже, все зависит от вдохновения и загруженности в реале. приходите со своими хэдами и примером поста, будем вместе раскуривать все эти приколы.

    пример поста;

    артур молча наблюдает, как и привык за последние несколько лет. просто вписывает себя в картину мира невольным свидетелем всего происходящего. смотрит пристально, поджимая сухие губы и щуря глаза. в тенях передвигается, как будто вампир, боящийся выбраться на солнечный свет. он к тени привык, ему здесь больше не холодно, не одиноко и не страшно. деревья сменяются одно за другим по уже знакомому маршруту назад и вперед.

    он уже даже не скажет, сколько времени провел на этом кладбище, но до секунд может посчитать, только если этого потребует ситуация. но пока все складывается так, что никто не спросит его, как долго он бродит. никто не узнает, кого он высматривает среди холмов-надгробий. никому не интересно, что он здесь забыл.

    в шелесте листьев он пытается расслышать что-то с безопасного расстояния. но ему слышны лишь только завывания дворовых собак и пересуды пожилых пар, что кряхтя передвигаются от одной могилы к другой. артур их игнорирует, все его внимание приковано лишь к одной недвижимой фигуре, что склонилась над землей вдалеке.

    уизли улыбается, глядя на нее. взгляд теплый и светлый, но есть в нем что-то, что, как он надеется, сибилла никогда не увидит. в нем есть желание. надобность обладать и привязать к себе. он уже делал так раньше, и прекрасно знает сценарий для их будущего. но ей его пока знать совсем не обязательно. она может и должна жить в сладком неведении, которое шлейфом сладких духов будет продолжать тянуть ее к нему, пока ловушка не захлопнется.

    артур следит за ней, ловит каждое движение. вспоминает, как та выглядит, вырисовывая в голове образы самые разные. ему хотелось бы увидеть ее такой, какой она не бывает на людях. той, что бывает только за закрытыми дверьми у себя дома. но пока он может лишь представлять. размазывать по своим мыслям свои желания и ждать. за эти годы волшебник научился смирению, научился планировать и тянуть время во все нужные ему стороны.

    что же ты делаешь здесь, сибилла?

    может, она пришла на могилу погибшего парня?

    или мужа?

    что? нет, вряд ли у нее кто-то был... она ведь такая...

    чистая... наивная...

    что? нет, называть ее наивной глупо. с ее то даром тяжело быть легкомысленной. наверное.

    хотелось бы мне узнать тебя ближе... сибилла...

    он смакует ее имя на языке, гоняет его из стороны в сторону как жевательную конфету. берти боттс с любым вкусом. какой вкус был бы у сибиллы? артур проникается в свои мысли гораздо глубже, его переполняет желание подойти поближе, но он боится ее спугнуть. хотя в голове уже прокручивает сотни сценариев, что бы он мог сейчас сделать. будь они в каком-нибудь романе фифи лафолл, он бы подошел к ней сзади, обнял и прошептал какие-то в меру грязные и возбуждающие слова. от подобных фантазий его дыхание становится чуть более сбивчивым, а рука поправляет брюки в области ширинки. он хотел бы быть героем такого романа. но увы, жизнь артура уизли не чтиво для домохозяек.

    да, он почитывает дамские романы в перерывах между маггловскими книгами про машиностроение и руководствами по заколдовыванию метел. и что с того? он же не хочет больше совершать ошибки прошлого. ему где-то нужно научиться, как не испоганить все очередной дурацкой идеей. и нет ничего зазорного в том, чтобы вдохновляться вымышленными героями.

    черт, черт, черт.

    артур ловит на себе взгляд сибиллы, которая зачем-то решила помотать головой. ему становится жутко неловко, но одновременно продолжают рождаться вселенные и истории, которые он бы сейчас рассказал, чтобы отвадить подозрения в том, что он здесь ради нее. ноги сами несут его вперед к девушке. отпираться уже поздно, как и делать вид, что он здесь залетный гость.

    что ей сказать? что я, вообще, здесь делаю?

    - хээй... привет... увидел тебя издалека, не хотел мешать, - слова иногда сами рвутся наружу и это черта, которую артур так и не может научиться контролировать, - я тут... эм... в общем, навещал своего сына. ну, то есть его могилу. а ты?...

    артур замечает ее шарф, поддающийся потоку ветра. не в силах сдерживаться он подходит поближе и поправляет его, на секунду задерживая взгляд на ее прекрасной тонкой шее, которая манит его к себе. вовремя одернувшись он не дает себе надолго залипать в неприличном взгляде и отходит.

    - холодно. как тут у тебя с... эээ... генрихом? - артур переводит взгляд на могилу, с которой считывает имя.

    кто такой этот генрих? кто он для нее? неужели умершая любовь?

    хорошо, что умершая.

    да и как-то староват он. может, она любит совсем постарше?

    0

    18

    rogue amendiares; cyberpunk


    https://forumupload.ru/uploads/001b/da/cb/114/740949.jpg https://forumupload.ru/uploads/001b/da/cb/114/134256.jpg

    what will happen to me? tell me which love's killing the mercy; a dead man's swimming over the sea, he won't to be ( the one who will feel you ) : now it happen to me tell me who's gonna die in the deep sea - killing the mercy ( who will feel you? )

    в первую очередь она говорит о принятии – не потому что ей того когда-либо хотелось, а потому что иначе выживать не получится: сколько себе ни лги;

    принимать чужие зарубки на собственном сердце становится столь же привычным, как и встречать у рипера в кресле рядовой скучный четверг или, быть может, созерцать песчаную бурю над изнывающим телом найт-сити – роуг почти что не ощущает себя сумасшедшей, когда, смотря в зеркало, проговаривает четко каждую букву, утопая во тьме своих же зрачков.

    в конце концов – кто еще будет слушать? хотелось бы верить, что когда-то вопрос выйдет за рамки обычного – риторического, но –

    (тишина после множества запятых заполняет скрипящий белым шумом эфир).

    она говорит о принятии, потому что жрать ложками собственное нутро снова – кажется ей чересчур жалким: проходили, плавали, утопали. проще смириться и делать вид, что внутреннее – и внешнее – не имеет смысла; роуг привыкла называть себя старомодной, но рано или поздно наступающая эпоха перемалывает даже сталь.

    в ее объятиях нет места любви, но близость – это иное.
    и роуг хотелось бы сохранить хотя бы какую-то ее часть, пусть ценою себя же самой.


    заявка не в пару - она в треугольник, но довольно изъебистый и раскиданный по временной линии. мы с джонни подумали и я решила, что ставить его выдающуюся личность во главу любых известных отношений, хотя бы косвенно связанных с ним - это кринж. давай лучше сосредоточим наше внимание на том, что могло быть между самими роуг и альт - пройдем тест бехдель, к примеру. ну, для начала - уже неплохо.

    сразу предупреждаю: альт никого не любит. по крайней мере, в том понимании, к которому все привыкли - никаких мирских привязанностей, постоянного контакта (разве что - деснами), и раскрытия душевного вместилища (фить ха) - любит она исключительно то, чем занимается. когда впускаешь такого человека в сердце, со временем понимаешь, что того стало значительно меньше - но это норма. разве нет?

    наверное, мне будет легче обсудить с тобой все мелочи с глазу на глаз - в личных или в телеге, выбирай - ответить на возникшие вопросы, раскидать хэды, вкинуть в лицо плейлисты на спотике. это база. от вас попрошу для начала еще и постец, чтобы понять - спишемся мы, а может и сразу слюбимся. свой я прикрепила чуть ниже.

    сухо по фактам - пишу до 3к символов, к регистру не чувствительна, обычно подстраиваюсь под соигрока. пытаюсь отвечать часто и не затягивать, о пиздеце со сроками предупреждаю. если есть желание отыграть что-то откровенное - так я не из стыдливых (тут неловко подмигиваю).

    верю, надеюсь и жду.

    приветы от джоннибоя;

    love it when you're mad. gets my southern blood pumpin'

    так я и опишу все наши с тобой отношения, которые для джонни были важны хотя бы тем, что ты - та единственная, кто знала про его птср и страхе снова оказаться слабым, видела всё то прогнившее мясо, прячущееся за паскудной ухмылкой рокербоя. наш с тобой и альт любовный треугольник (на самом деле, просто то, как мы вдвоем измываемся над твоей менталкой по факту) - это уже тема для нехилого количества прям ЕБЕЙШИХ ебизодов.

    от себя могу предложить движуху как в прошлом (привет, налеты на корпо, попойки в каких-то блядушниках найт-сити или же любая из сцен, которые определенно имели место быть в очень и очень непростых отношениях джонни и роуг), так и в настоящем, особенно если ви даст мне погонять тело (а она даст, правда же?)*

    *прим. ред: beg me

    пример поста;

    Дрожащие отпечатки медленными круговыми движениями отогревают пульсирующие привычной болью виски: за ними – она знает – ничего интересного, всего лишь кость, а под ней: нервные волокна, обаявшие базальные ганглии, таламус и мозжечок. Где-то между – покоится? возможно, царит? – вместилище для того, что люди называют душой. Альт поджимает губы: по факту – это лишь оцифрованные мозгом воспоминания, запятые между принятыми решениями, помойка из непереваренных мыслей и немного людской гнильцы. В любом случае, вся эта каша на запах такая же, как нечаянно забытый во включенной микроволновке дешевый ужин в пластиковых ванночках – что есть цифровое бессмертие в первую очередь, если не смерть телесного.

    Альт ненароком хмурит лицо.
    Таранит лопатками заляпанную мелкой моросью стену и отрешенно закуривает.

    Дым преломляет навязчивый свет неоновых вывесок, похрипывающих над головой – затеряться среди одинаково несчастных лиц оказывается не так уж и сложно, но у Каннингэм на сегодня другие планы: поэтому она натянуто улыбается. Укладывает непослушные волосы за ухо и, не туша сигареты, заходит в оплеванное перегаром помещение клуба – средней паршивости гитарные рифы сдирают остатки самообладания с ее ушных перепонок: едкий гул проползает извне вовнутрь, ощущаясь там легкой вибрацией.

    Не то, чтобы это было слишком приятно.

    – Эй, киса, – лицо первого она заприметила, еще выходя из такси: осыпанный крестиками лопнувших капилляров нос и глаза цвета меди; они, кстати, таращились на нее сейчас, не скрывая скопившийся на дне зрачков азарт ищейки, – мне кажется, что ты должна пройти с нами.

    [indent] – Да ладно? Тебе кажется?

    – Ага. Я вот практически уверен, – лицо второго она не запомнила бы даже при условии, что его будут печатать на первых полосах: настолько оно… пресное. Безжизненное и тупое.

    Альт выдавливает улыбку и та рисуется неестественной – хищной – расплывается кривым полумесяцем меж ямочек ее щек. В голове разносится характерный «клац» – прутья захлопнувшейся клетки ощущаются чересчур реальными – наебку выдает лишь неприятная рябь, вылизывающая побагровевшую сетчатку.

    На черной помаде выступают алые градины.

    [indent] – И куда же мы пойдем?

    Ранчо Коронадо. Промышленная зона. 10к эдди. Ебанные десять тысяч? Это даже обидно – Альт наигранно опускает глаза, пока полирует цифровыми зрачками чужие карманы. Ждет. Кто заказчик? Кто, кто, кто, кто, кто–

    Званые гости говорят не по делу – чужую болтовню довольно просто пропускать мимо ушей – сегодня мозг отчаянно жаден на смыслы. Понимает: среди них нет раннеров. Даже тот – третий, который просто молчит – не оказывает сопротивления, и это кажется настолько глупым, что тянет на выстроенную наспех ловушку. Мысленно отмечает: мало денег? Или недостаточно опыта. Тяжесть мускулов против тяжести интеллекта – забава, которая порядком поднадоела. Наверное? Может быть.

    [indent] – Так что ты там говорил?..

    Когда маленькая компания делает шаг за порог «Каденции», незнакомая хрипотца прерывает эфир.

    Лицо наигранного смельчака кажется Альт чересчур помятым – багровые кольца на ноздрях и серебряный протез выдают в нем главную звезду этого охуенно тоскливого вечера: Джонни Сильверхенд выглядел куда хуже, чем его отполированное альтер эго на плакатах, но это не сильно ее удивляет. У рокеров всегда так – перегар, намертво вцепившаяся в лицо щетина и исцарапанные авиаторы в любое время суток: выглядит скорее комично, нежели еще как-нибудь.

    Альт выдыхает злобу на влажные губы, когда коннект окончательно рвется – кто блядский заказчик?

    [indent] – Ты ебанный идиот, – констатация факта. Рыцарство в эти дни лишь реликт, а вот игра в него – не более чем жалкая попытка затащить дуру в кровать. Жалкое зрелище, – неужели тебе настолько мало этой засранной сцены для самоутверждения?

    Истлевший труп былой сигареты смазывается по бетону тяжелой подошвой ее ботинок, пока тонкие пальчики рваными паучьими движениями выуживают новую палочку из смятой пачки.

    [indent] – Яростные попытки стать центром любого конфликта выдают в тебе закомплексованного подростка. Тебе не говорили?

    0

    19

    giuseppe geppetto; lies of p


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/500/755831.gif https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/500/713622.gif

    I wish they made father's day cards for crappy dads. "We may be biologically related, but the only emotional attachment I have to you is anger. Happy Father's day! You shitty human being!"

    [indent] «Cкажите, дорогой отец, — произнёс Пиноккио, обнимая Джепетто за шею и целуя его. — Как объяснить эти внезапные перемены?
    [indent] — Это все твоя заслуга, — отозвался Джепетто.
    [indent] — Как так?
    [indent] — Когда дети, бывшие прежде несносными, начинают жизнь с чистого листа и становятся хорошими, они обретают возможность принести счастье своим семьям.
    [indent] — А прежний деревянный Пиноккио? Где он?
    [indent] — Вот. — И Джепетто указал на большую деревянную куклу, прислоненную к стулу. Голова куклы свешивалась набок, руки болтались, а ноги были скрещены и согнуты так, что вообще казалось чудом, как этот деревянный человечек удерживается в вертикальном положении.
    [indent] Пиноккио с минуту смотрел на деревянную куклу, а потом улыбнулся и сказал себе:
    [indent] — Какой же я был смешной! И как хорошо, что наконец-то я стал настоящим мальчиком!»
    carlo collodi

    ┅━━━╍⊶⊰⊱⊷╍━━━┅

    [indent] — Мне всегда нравилась эта сказка, — признается Карло, прижимая к груди книжку в цветастой обложке. На ней в веселом танце замерли голубые бабочки, легкие и невесомые, словно мысли.
    [indent] Иллюстрации в книге были изумительными и, часами разглядывая добродушное лицо старого плотника, изображенное на первых страницах, маленький Карло Джеппетто думал о том, что любит этого старика, словно родного.
    [indent] — Он самоотверженный и... и добрый. А еще, он на многое готов ради собственного сына, пусть тот и ведет себя словно неотесанное полено.
    [indent] Сказочный плотник любил кусок дерева больше, чем Джузеппе Джеппетто собственного сына.
    [indent] — Но ведь я вел себя хорошо, — возмущается маленький Карло, недовольно топая ногой, — и был послушным! Сколько я должен спать, сколько прочитать книг, чтобы ты полюбил меня?
    [indent] Что бы он ни делал, а Джузеппе Джеппетто любил свои механизмы больше, чем собственного сына…

    ┅━━━╍⊶⊰⊱⊷╍━━━┅

    [indent] «Hесчастье, а не мальчишка! Подумать только, а ведь я так старался, чтобы у меня получилась послушная кукла!»

    [indent] В Доме Монад тепло и уютно, но для Карло мир распадается на сотни кусочков и каждая прожитая секунда не похожа на предыдущие. Он чувствует себя сломанной марионеткой, ошибкой инженера, случайной поделкой, но не живым мальчиком и, сидя на полу и обняв колени, думает о том, что любящие отцы бывают только в глупых старых сказках.
    [indent] — Послушай, тебе повезло, ведь у тебя есть семья, - говорит Ромео и в его серо-зеленых глазах плещется печаль. Грустному принцу виднее - своих родителей он никогда не знал, но Карло кажется, что так даже лучше.
    [indent] — Мне все равно. Я совсем не расстроюсь, если в скором времени он отбросит копыта.
    [indent] Злые слова сами срываются с языка, но в душе Карло не желает старику зла. Должно быть, в нем все еще живет надежда на то, что в один из дней они сумеют найти общий язык и стать настоящей семьей, как стали старый плотник и деревянный мальчик из полу-забытой сказки.
    [indent] Он думает об этом в те дни, когда совсем плохо, когда отец забывает прийти на праздничный вечер, но не вспоминает, когда хорошо.
    [indent] Он думает об этом, умирая от камнной болезни на грязной мостовой и память об этих мыслях, о светлой надежде жива в механической голове его нового я.
    [indent] Возможно, Джузеппе Джеппетто боится этого, но однажды он откроет черный чемодан, выпустит свои страхи наружу и тогда Крат захлебнется в агонии, потому что не будет ничего сильнее, чем сердце отца, отчаянно желающего вернуть своего сына.
    [indent] Хорошего мальчика.
    [indent] Послушную куклу.

    пример поста;

    [indent] Металлические петли трагически скрипят, когда резкий порыв ветра качает вывеску «Трех жаб» в сторону. Стихает стук каблуков по старой деревянной лестнице, умирает шум города за единственным окном.
    [indent] В маленькой комнате она не одна. Из темных углов тянут свои щупальца-тени воспоминания. Цепляют за лодыжки, за запястья, проталкивают прямо в глотку прогорклую землю. Попытаться ухватиться за них бессмысленно, они ускользают, рассыпаясь пылью и жирным пеплом.
    [indent] В маленькой комнате она никогда не одна, их всегда было двое.
    [indent] – Я ждал тебя.
    [indent] Мальчик прижимает к груди книжку с нарисованным монстром и его нарисованные синие глаза такие же, как и у нее.
    [indent] – Я ждала тебя.
    [indent] Они говорят в унисон, и кто где, кто он, а кто она, где он, а где…

    [indent] Стук каблуков по мощеной улице глухо отражается от стен, превращаясь в мерный звук сердца.
    [indent] Раз-два. Раз-два. Раз – на секунду сбиваясь с четкого, выверенного ритма, чтобы распознать в нем ошибку – он идет за ней. Его шаги осторожные, словно у животного на мягких лапах, но острый перестук когтей достигает чуткого слуха. Она останавливается, стоя к нему вполоборота и ждет.
    [indent] – Я… – детектив начинает, как и всегда неуверенно и, глядя на него через плечо, Анна мягко, ободряюще улыбается. Он похож на золотистую собаку, замершую в ожидании ласки, заслуженной лишь потому, что он настолько замечательный.
    [indent] – Вы?
    [indent] Ее улыбка становится шире, когда она поворачивается к нему всем корпусом, а он замирает так близко, что Анна почти видит, как у золотистого пса с добрыми глазами хвост хлещет по бокам в том единственном проявлении безграничной привязанности.
    [indent] Будь он псом, то давно бы лег на спину у ее ног, открыв беззащитный мягкий живот.
    [indent] Будь он чуть смелее, он давно был лег на спину... и потянул ее следом за собой.
    [indent] – Хотел проводить вас, - продолжает детектив, и она опускает взгляд, пряча за светлыми ресницами ледяную реку в своих глазах.
    [indent] – Не стоит, - голос Анны мягкий и пустой, словно лист бумаги, с которого ластиком стерли все черточки и точки. Она поднимает на него живой, смеющийся взгляд, словно вновь включив в себе единственную лампочку, и продолжает, – ведь вы уже. Я живу рядом.
    [indent] Детектив не провожает ее до двери, но Анна знает – это ненадолго, ведь у детей, женщин и преступников прекрасно развито шестое чувство.
    [indent] Один из пунктов Анне, бесспорно, подходит.

    [indent] У Йохана для мира припрятаны сотни масок и каждая под разным именем, а сам он – тихий и безликий наблюдатель по ту сторону собственных век.
    [indent] Он достает свои эмоции из потайных карманов, как фокусник, и те подходят ему так же идеально, как сшитые на заказ костюмы.
    [indent] У Йохана глаза его сестры.
    [indent] Он проник в ее образ, забрался под черепную коробку, смотрит ее глазами, говорит ее губами, соблазняет ее же именем, но что-то во всем этом не так.
    [indent] Снились ли ей выкрашенные в бежевый цвет стены старого особняка?
    [indent] Снились ли ей выкрашенные в белый… серый… черный… все эти бесцветные стены давно покинутого дома, обступающие с четырех сторон и душащие, будто каменный мешок. Слышит ли она слова из детской книжки, зачитанные взрослым голосом?
    [indent] – Жил-был монстр, у которого не было имени. Монстр больше всего на свете хотел себе имя.
    [indent] Чего ты хочешь?
    [indent] Анна смотрит на детектива большими светлыми глазами и на ее губах умирает улыбка.
    [indent] Чего ты хочешь от меня?
    [indent] Он смотрит на нее так, что в ящичках с припрятанными эмоциями начинается смута. Там нет ничего, что могло бы соответствовать этому чувству.

    [indent] Когда за спиной захлопывается дверь, Анна умирает. Рассыпается все тем же пеплом и пылью, собираясь заново в свою же собственную тень, сотканную из острых ножей и порохового дыма.
    [indent] Он снимает туфли на низком каблуке, оставляя их у порога, и прямо так, босиком по холодному полу проходит вглубь маленькой квартирки, снимая с головы длинноволосый парик.
    [indent] Анна всегда была миражом, несуществующей картинкой, выдуманным именем.
    [indent] Их мать не успела дать им имена и они держались за руки, глядя друг на друга, придумывая себе новые.
    [indent] Когда за спиной с трагическим скрипом давно не смазанных петель открывается дверь, Анна не успевает вернуться и Йохан замирает, слушая негромкий звук знакомых шагов. Ян затихает у входа, должно быть наткнувшись взглядом на лежавший на полу светловолосый парик, раскинувшийся по стертому паркету, словно мертвая медуза.
    [indent] Йохан поворачивается к нему медленно и неотвратимо, будто наводится дуло башенного танка, и выдыхает такое издевательское и почти искреннее, – я ждал тебя.

    0

    20

    conduct-dissocial disorder; icd-11


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/432/385879.png

    tw: в тексте описано социопатичное поведение
    ложь медовой патокой растекается по рту, обволакивает язык и щеки, липнет к зубам. бесконечно тянется с уст, капли сползают с приподнятого в улыбке уголка губ. патт лжет постоянно и виртуозно - для него это привычка хуже тяги к сигаретами. он не видит в этом ничего плохого, ему хочется врать, и он находит в этом свое искреннее удовольствие. для него все это одна большая игра, в которой он считает себя успешным игроком, что добирается до чемпионского звания. просчитывает шаги, выверяет ходы, считает наперед. карты, шахматы, фишки, кости - все это для него живые люди, которых он не воспринимает как что-то равное себе.

    патт с самого детства проявлял себя не так, как другие дети, он был особенно жесток и уже тогда понимал, как действуют рычаги давления. он проявил всю триаду, что повлияло на решение родителей притащить свое чадо в медицинский центр и отдать на экспериментальное лечение. они хотели, чтобы все произошло быстро, чтобы в восемнадцати он уже был нормальным членом общества и мог адаптироваться к нему приемлемыми способами. патту нравилось в больнице, он любил беседовать с врачами, с ними он тоже играл. пока доктора одни за одним сменялись, он утопал в неге собственного превосходства над, казалось бы, взрослыми и умными людьми. очки опыта множились, а желаемый ранг становился все ближе.

    манипуляция - язык на котором свободно разговаривает патт. он скажет все, что захочет слышать собеседник, подтвердит любой слух или пустит новую сплетню. слова теряют какой-либо вес, превращаются просто в базовый навык для достижения целей. ему, может, и хочется кому-то открыться и показать что внутри, но там как будто бы пусто и абсолютно не на что смотреть. все самое интересное снаружи, проецируется во вне и создает запоминающийся образ.

    абсолютное непонимание нужности норм, правил и законов вынуждает немного нервничать. как будто бы большая часть жизни, которая для всех имеет большой смысл, утеряна и помечена ошибкой 404. почему бы просто не сломать то, что тебя раздражает? почему не украсть то, на что нет денег? почему не сказать человеку в метро, что от него воняет, если неприятно находиться с ним рядом? сплошные вопросы, на которые нет ответов, которые смог бы понять его мозг. патт учится маневрировать в обществе, которое живет по смыслам и правилам, пытается мимикрировать под нормального человека, но почему-то каждый раз возвращается к исходной точке.

    для патта люди - они как персонажи в компьютерной игре, только с ними веселее, потому что их реакции более живые.


    с сошиал дизордер в мкб-11 все очень сложно и я через пень-колоду нашел вроде бы подходящий варик, поэтому вы можете опираться на вот ето описание в новом издании, но в голове держите, шо подразумевалось социопатичное поведение. прямо хороших и не сильно триггерных фильмов я не помню, но, как вариант, если вы стойки психикой, то можете глянуть такое или вот такое. можете вписаться в любую волну и в любой подходящий вам возраст, но на фейсклейм я предлагаю джастина чена. какой-то конкретной сюжетной линии я не придумал, но при вашем желании и самостоятельности в плане поиска игры, мы сможем сконнектиться и придумать связи в нашем дружно мкбшном клубке.

    наш фандомный сюжет для ясности

    в вашингтоне некая корпорация под видом каких-то медицинских исследований набирает группы подростков ~10 лет (проводились в 1994, 2004 и 2014), склонных к ментальным заболеваниям, для проведения экспериментов, все исследования оплачиваются родителям крупной суммой. в итоге детям подсаживают специальный ген, который провоцирует у них развитие психических заболеваний. над испытуемыми проводится регулярный надзор, проверки проходят под прикрытием приемов у врачей в крупном медицинском центре. постепенно болезнь прогрессирует и с каждым годом все сильнее захватывает сознание носителей экспериментального гена.

    по постам я не требую супер активности и объемов. сам пишу около 3к с лапслоком и опциональной тройкой, могу отдавать пост раз в неделю или чаще/реже, все зависит от вдохновения и загруженности в реале. приходите со своими хэдами и примером поста, будем вместе раскуривать все эти приколы.

    пример поста;

    артур молча наблюдает, как и привык за последние несколько лет. просто вписывает себя в картину мира невольным свидетелем всего происходящего. смотрит пристально, поджимая сухие губы и щуря глаза. в тенях передвигается, как будто вампир, боящийся выбраться на солнечный свет. он к тени привык, ему здесь больше не холодно, не одиноко и не страшно. деревья сменяются одно за другим по уже знакомому маршруту назад и вперед.

    он уже даже не скажет, сколько времени провел на этом кладбище, но до секунд может посчитать, только если этого потребует ситуация. но пока все складывается так, что никто не спросит его, как долго он бродит. никто не узнает, кого он высматривает среди холмов-надгробий. никому не интересно, что он здесь забыл.

    в шелесте листьев он пытается расслышать что-то с безопасного расстояния. но ему слышны лишь только завывания дворовых собак и пересуды пожилых пар, что кряхтя передвигаются от одной могилы к другой. артур их игнорирует, все его внимание приковано лишь к одной недвижимой фигуре, что склонилась над землей вдалеке.

    уизли улыбается, глядя на нее. взгляд теплый и светлый, но есть в нем что-то, что, как он надеется, сибилла никогда не увидит. в нем есть желание. надобность обладать и привязать к себе. он уже делал так раньше, и прекрасно знает сценарий для их будущего. но ей его пока знать совсем не обязательно. она может и должна жить в сладком неведении, которое шлейфом сладких духов будет продолжать тянуть ее к нему, пока ловушка не захлопнется.

    артур следит за ней, ловит каждое движение. вспоминает, как та выглядит, вырисовывая в голове образы самые разные. ему хотелось бы увидеть ее такой, какой она не бывает на людях. той, что бывает только за закрытыми дверьми у себя дома. но пока он может лишь представлять. размазывать по своим мыслям свои желания и ждать. за эти годы волшебник научился смирению, научился планировать и тянуть время во все нужные ему стороны.

    что же ты делаешь здесь, сибилла?

    может, она пришла на могилу погибшего парня?

    или мужа?

    что? нет, вряд ли у нее кто-то был... она ведь такая...

    чистая... наивная...

    что? нет, называть ее наивной глупо. с ее то даром тяжело быть легкомысленной. наверное.

    хотелось бы мне узнать тебя ближе... сибилла...

    он смакует ее имя на языке, гоняет его из стороны в сторону как жевательную конфету. берти боттс с любым вкусом. какой вкус был бы у сибиллы? артур проникается в свои мысли гораздо глубже, его переполняет желание подойти поближе, но он боится ее спугнуть. хотя в голове уже прокручивает сотни сценариев, что бы он мог сейчас сделать. будь они в каком-нибудь романе фифи лафолл, он бы подошел к ней сзади, обнял и прошептал какие-то в меру грязные и возбуждающие слова. от подобных фантазий его дыхание становится чуть более сбивчивым, а рука поправляет брюки в области ширинки. он хотел бы быть героем такого романа. но увы, жизнь артура уизли не чтиво для домохозяек.

    да, он почитывает дамские романы в перерывах между маггловскими книгами про машиностроение и руководствами по заколдовыванию метел. и что с того? он же не хочет больше совершать ошибки прошлого. ему где-то нужно научиться, как не испоганить все очередной дурацкой идеей. и нет ничего зазорного в том, чтобы вдохновляться вымышленными героями.

    черт, черт, черт.

    артур ловит на себе взгляд сибиллы, которая зачем-то решила помотать головой. ему становится жутко неловко, но одновременно продолжают рождаться вселенные и истории, которые он бы сейчас рассказал, чтобы отвадить подозрения в том, что он здесь ради нее. ноги сами несут его вперед к девушке. отпираться уже поздно, как и делать вид, что он здесь залетный гость.

    что ей сказать? что я, вообще, здесь делаю?

    - хээй... привет... увидел тебя издалека, не хотел мешать, - слова иногда сами рвутся наружу и это черта, которую артур так и не может научиться контролировать, - я тут... эм... в общем, навещал своего сына. ну, то есть его могилу. а ты?...

    артур замечает ее шарф, поддающийся потоку ветра. не в силах сдерживаться он подходит поближе и поправляет его, на секунду задерживая взгляд на ее прекрасной тонкой шее, которая манит его к себе. вовремя одернувшись он не дает себе надолго залипать в неприличном взгляде и отходит.

    - холодно. как тут у тебя с... эээ... генрихом? - артур переводит взгляд на могилу, с которой считывает имя.

    кто такой этот генрих? кто он для нее? неужели умершая любовь?

    хорошо, что умершая.

    да и как-то староват он. может, она любит совсем постарше?

    0

    21

    illyana rasputina; marvel


    https://i.imgur.com/e2Y6cMh.gif

    - There are no snowflakes in hell.


    во-первых, простите за этот чит, но ненавижу писать заявки, а Ильяна - моя снежиночка, которую хочу себе полностью.
    во-вторых, Аня Тейлор-Джой, конечно, тоже отличная, но всегда видела на Ильяне Тейлор Свифт, рассмотрите ее, у нее есть и подходящие фотошуты, и множество клипов, ильяновские светлые волосы, челка и лицо сердечком, то есть полный набор.

    ну какая!

    в-третьих, каст Марвела у нас не имеет какого-то жесткого сюжета, вектора, направленности, мы не играем по мсю или по комиксам, общего плота или концепта нет, поэтому глобальный сюжет предложить не смогу, зато зову в личные сюжеты про МАГИЮ.
    в-четвертых, МАГИЯ! давайте поиграем магичек и ведьм, сожжения на средневековых кострах, современные ковены и modern day witches, поездки к бабкам в русские деревни, аушки в славянском антураже, где все темно, страшно и неуютно, порчи, сглазы, булавки в порог, клочки собачьей шерсти под матрас, чтобы жизнь была собачьей, что-то в стиле "практической магии" в маленьком городке в норвегии? да что угодно, чтобы прямо накрывало атмосферой, лесбийскими вайбами и girls support girls.
    в-пятых, мои посты есть в открытом доступе, хочу прочитать ваши, прежде чем падать в обсуждения. не пропадайте, я всегда здесь, готова обеспечить максимально стабильную игру, посты, графику, мемчики про ведьм в тг.

    пример поста;

    сны не оставляют ее в покое. бесконечной пыткой мучают, и теперь ванда боится закрывать глаза.

    по лицу пьетро течет кровь, собирается в крупные тяжелые капли на подбородке, ванда делает несколько быстрых шагов, босыми ногами прямо по растерзанным телам, ступней утопая в голых грудях марии, забирается на него, заставляя руками подхватить себя под коленями, и языком медленно проводит по лицу, вылизывая, слизывая алые, еще горячие капли. легко спрыгивает на пол, и начинает кружиться в счастливом танце под одной ей слышимый ритм. дикий, животный танец, ванда могла так танцевать на своей свадьбе, или на свадьбе своей младшей названной сестры, или на пышном юбилее цыганского барона, когда рвали струны гитар и хлопали ладоши, выбивая ритм, когда жгли костры неделями напролет, и продолжался праздник. так танцевала она, уйдя в лес, отдавшись полностью живущей, дающей свои плоды внутри нее магией, вместо земли у нее залитый скользкий пол, вместо камней и острых веток — раскиданные руки и ноги, сломанные кости, зияющие раны. ванда делает причудливый извилистый круг, тяжело дыша, задыхаясь, одним жестом убирая с лица волосы; на ней все еще тонкое нижнее платье, в котором она выбралась из красного огня, на ней — кровь джанго и марии, цыганских детей и женщин, всего их табора, потому что это они с пьетро убили их, их сваренная свернувшаяся кровь на них, запах жареного мяса на них, грех на них, страшный красный грех.

    ритм цыганских гитар и криков горящих заживо все еще звучит в ванде, когда она просыпается. на ее коже липкая пленка, остывшая воспаленная испарина. пьетро помогает ей умыться, где-то достав чистой дождевой воды. на пепелище они нашли шкатулку с драгоценными камнями и золотыми кольцами марии, на продажу которых жили. но это было плохое — названное смешным словом кастрюльное, — золото, со стекляшками, и по-настоящему продавца за клеткой решетки заинтересовало только одно кольцо с пальцев ванды. джанго всегда лгал (он совсем не умел лгать, ложь уродовала его открытое загорелое лицо), что это был его подарок, но она не могла вспомнить, когда и каким был повод. не могла снять эти кольца, от которых болели пальцы, которыми их сдавливало и ломало, особенно когда день был темный и сырой.

    тонкая нить, которой пришита была ванда к названным родителям, становится тоньше, а потом в какой-то момент совсем рвется. пьетро утешает ее, говоря, что он рядом, а она хочет переспросить его — навсегда? ванда больше не носит белого. тонет в чужом грязно-красном свитере, который пьетро перевязал ремнем на талии, туго затянув узел — от петель и шерсти пахнет влажным запахом разложения и плесени. она осторожно изучает свое почти не изменившееся, но совсем по-другому ощущающееся тело, давит пальцами туда, где сжимал пальцы пьетро — и морщит нос от боли, — ведет по краям следов, ерзает, сжимает колени вместе. ванда чувствует фантомно чувствует запах паленых волос и горящего дерева, когда пьетро целует и раздевает ее, когда они сидят на общих собраниях, и она единственное яркое пятно среди черного скрытного воронья, и когда зажигают фаеры на выступлениях, и когда демонстрация превращается в бойню, в которой люди идут на хорошо вооруженных людей с бейсбольными — американскими — битами и вырванными арматурами. однажды ванда видит, как поймавший коктейль молотова прямо в грудь солдат спецподразделения горит, и кевлар плавится на нем.

    она старательно пытается помочь этим людям, поэтому они остаются здесь, а не перебираются в общий сквот, где намного теплее и безопаснее. их хорошо знают, они вдохновляют — ванда как ярко-красное знамя, пьетро никогда ничего не боится, ванда умеет высекать искры из людей, заставляя их подняться с колен, взяв камень, пьетро умеет этот огонь раздувать. гордились бы ими сейчас джанго и мария? ванда прерывисто дышит, стараясь держать выбранный братом ритм, стонет, зажимая рот ладонями, и точно знает: нет. люди ее помощь принимают, но смотрят озлобленно. еду из ее рук выдирают, не скажут даже доброго слова. она хочет знать, за что они с ними так.

    за что люди, подобные этим, сожгли их дом? за что их правительство вместо того, чтобы протянуть руки и быть со своей страной, тонет в жадной власти олигархов, продающих заковию по кускам американцам? за что на мирных демонстрациях полиция первыми открывает огонь, у них уже целые стены мучеников, можно расписать именами стену плача, а где-то в тюрьмах прямо сейчас тем, кто боролся за несправедливость, отбивают ботинками почки, выбивают резиновыми палками зубы, и приковывают к горячим батареям?

    ванда смотрит через просветы в забитых окнах церкви. следит взглядом за тем, чтобы сон этих людей ничего не нарушала, пусть они и не знают — сквозь разбитое стекло, из которого тянет холодом, видны проржавевшие ворота. люди вытекают в полуночную улицу, неся в руках зажженные свечи, сбившись то ли в семьи, то ли в стаи, кутаясь в теплые вещи, пряча крестики. возвращается пьетро — она слабо улыбается, чувствуя облегчение, что с ним ничего не случилось, расставаться надолго с ним подобно смерти. позволит увести себя к импровизированной постели, собранной из досок, куда ветер не мог добраться, бессильно царапаясь в других углах. брат всегда накрывает заботой, лаской, его руки повсюду, тяжесть головы приятно давит на плечо. ванда гладит его по темным волосам пальцами с кольцами, о которых она ничего не помнит, и молчит о своих снах.

    она не любит скрывать что-то от пьетро — когда у них одна жизнь на двоих это подобно преступлению. ванда подтягивает согнутые в коленях ноги к груди, осторожно сбрасывает с себя руку брата, которая уже пробралась ей под свитер. царапает край капроновой раны на чулках, заставив шов разойтись еще сильнее. признается:

    — сегодня ко мне приходили люди. друзья. они сказали, нас выбрали, и мы можем помочь по-другому.

    0

    22

    xenophilius lovegood; j.k. rowling's wizarding world


    https://i.imgur.com/jmKvHRa.gif https://i.imgur.com/FMfSgc8.gif

    Ксено неубиваем; категорическое желание говорить, жгучей кашицей разрывающее горло, обещает ему проблемную жизнь и скомпрометированную смерть через вторые руки, любая из подножек замедляет его ровно на столько, сколько нужно, чтобы зализать очередной синяк и передислоцировать основные войска для нового броска, цитирует Вольтера с его «я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить» и очень хочет верить, что все можно изменить, если приложить достаточное и общее усилие - только верить не всегда получается. Его внимание пластично и мобильно, ему необходимо заниматься хоть чем-то, чтобы не увязнуть в собственных мыслях и собственном страхе — это как выкручивать магнитолу в салоне автомобиля до критической отметки — вот его замечают в мирном марше у Вестминстерского дворца, вот снимают с фонарного столба, декламирующим ноту против ущемления прав домовиков, вот он задает неаккуратные вопросы министру магии, и тут уже редакция «Пророка» сначала настойчиво просит сбавить обороты, а потом усиливает редактуру каждой его статьи, включая личную колонку, постепенно стискивая ошейник правительственной газеты. Лавгуд хмурит брови, почти не покидает стены редакции, атакует дверь за дверью, в надежде найти ответы, но вопросов становится только больше, как и глухого ощущения обмана на всех уровнях власти.

    С каждым отказом, уверткой, выговором страх становится глуше, громче - злость. Из нее позже появится «Придира» - 70% мистики, 30% правды, которая, в общем, мало чем отличается от вымирающих единорогов, ее тоже предпочитают игнорировать, переиначивать, не слышать. Истреблять. Ремус застает Лавгуда в редакции «Пророка», когда тот уже почти на выходе, и, кажется, назначен тому в стажеры исключительно из-за неизвестного ему мстительного контекста - Лавгуд ершится, ворчит, а потом подхватывает на каком-то одном ему доступном эмоциональном уровне, потому что уши, которые слышат, глаза, которые видят, он, разумеется, не упустит, Ксено не такой дурак, чтобы пройти мимо незакопченного ума. Люпин старательно повторяет маршрут, проложенный бедовым наставником ранее, и довольно быстро становится в равной степени неудобным (не настолько, чтобы против него принимали откровенно агрессивные меры, но уже в той степени, чтобы при его приближении закатывать глаза), Ксено скалится:
    - Это не сработает, но ты должен продолжать.

    К 1980 году «Придира»: штат из шести человек, довольно неординарных даже по меркам магического сообщества - Лавгуд подбирает каждого себе под стать - и заряженных на результат, свой круг читателей, а так же темы, кардинально отличающиеся от скудного информационного единообразия, привычного для Лондона. Их, конечно, не воспринимают всерьез - особенно, с подачи законсервированного закостеневшего старшего поколения и тех, кому проще и безопаснее признать их чудаками, чем прислушаться - но молодежь растаскивает выпуски на цитаты, а один из трех разворотов всегда касается того, что официальные издания - будем честны, издание - недоговаривают. Лавгуд отпирается от роли оппозиции, этого «доблестного» ярлыка - как односторонне, прозаично, бесполезно - всеми руками, ногами, головой, потому что все, до чего дотягивается политика гниет и гибнет, потому что это всегда - мечты, построенные на песке, он уже не настолько наивен, чтобы рассчитывать на выхлоп.

    Но и не настолько циничен, чтобы отказать Ремусу, когда тот приходит в его редакцию на полставки. На самом деле, Лавгуд знает - все начинается много-много раньше, вот тогда, когда перед ним закрывается первая дверь, а он продолжает стучать.     


    Имеем два стула: круглосуточное состояние янедоговорила и мывсеумрем, амплитуда смен настроений от планов по свержению правительств до поиска правды в чаинках на дне стакана, и это только до завтрака; нелегкая ебанца, возможно, не отражена в должной мере в заявке, но она обязательна к присутствию, потому что без нее заниматься вот этим всяким неудобным проблематично, нужно быть немного отбитым (как Ремус) и совсем отбитым (как остальные в общем и Лавгуд в частности); Лавгуд, вроде как, попытался переобуться и притвориться ветошью, но неумение молчать - это его и талант, и проклятье, и вообще, это он первым начал, теперь на его ворчание я слишком стар для этого дерьма, оппозиция, хыхаха никто не реагирует, да и ворчит он лишь для вида. Если кратко: был наставником Ремуса, когда дорабатывал в «Пророке» - за это время передал вредные привычки падавану и ушел, а Ремус остался. В начале 1980 года Ремус пришел к нему на полставки, оставаясь в штате «Пророка» по приказу Дамблдора, и со временем «Придира» стала подспорьем для альтернативных мнений, агитационных листовок - это что первые мемы про Пожирателей - и прочего дерьма ц. Лавгуд, из-за которого они, конечно, умрут ц. Лавгуд 2.0.

    Предложенная визуализация поддается корректировке, если вам кажется, что на анимации Лавгуд пиздит на самого себя - вам не кажется, именно в таком состоянии Ксено и находится 24/7.

    Умею в 3-5к, без птицы-тройки, без заигрываний со шрифтами, но с курсивом, шифт жму с любовью, но все дело техники и диалога, стабильность не тот путь, который выбирает этот самурай, темп средний/низкий, периодически падаю в яму, но интерес живуч. Комфорт в обе стороны, проговаривание через рот и инициатива приветствуются (скупо и медленно придумываю сюжеты, но продуктивно подхватываю). Гарант игры - кидание любым постом любым способом (гостевая, лс, ваш вариант). Нюансы коммуникации персонажей докурим вместе!   

    Приходите  https://forumstatic.ru/files/001a/19/3b/24791.png

    пример поста;

    Сириус часто шутит, что, мол, когда-нибудь Ремус так сильно уйдет в себя, что не сможет к ним вернуться - оттого старается быть рядом в особо вязкие дни, чтобы успеть выдернуть с той стороны словом, случайным прикосновением, спланированной диверсией, и подначивает к этому остальных смотри, мы тоже о тебе заботимся - может поэтому, уезжая на зимние каникулы в этот раз смотрит особенно неуверенно, словно и, в правду, Ремус без них покроется плесенью и умрет. Джеймс и Питер верят в него чуть больше, но никто, разумеется, не хочет его оставлять.

    Особенно, перед полной луной.

    Ремус апеллирует к логике, подтасовывает понятия, взывает к совести - дайте уже побыть в тишине - у него, конечно, все под контролем, и друзья ведутся, но, что более вероятно, делают вид. Все они разлетаются по своим делам, а Ремус, впервые за последние два года, остается по-настоящему один.     

    Отчасти Сириус в чём-то прав. Одиночество всё ещё не беспокоит в той обязательной мере, в которой, будто бы, должно, и там где социальный протокол прописывает чувство тревоги Ремус находит успокаивающую предопределенность, когда точно знаешь, что независимо от того, каким именно будет в тот или иной момент одиночество - старой подругой с широкими безопасными объятиями или обиженной кусливой сукой, сжимающей глотку - от него все равно пострадаешь только ты сам, а это территория уже обнюханная, каждая тропинка - своя, даже самая темная. Обыкновенно это мысль успокаивает, но сейчас - грызет. Удивительно, сколько может измениться за два года - то ли Ремус успевает выучиться эгоизму (ему постоянно напоминают, что необязательно нести всё в одиночку, и он, вроде как, сдаётся уловкам Питера, напору Джеймса, требовательности Сириуса, дисциплинированной заботе Лили), то ли идея добровольной сепарации оказывается не такой уж удачной с самого начала и, несмотря на то, что оставленным Ремус начинает чувствовать себя лишь на пятый день - запахи друзей до последнего толкутся под потолком комнаты, тут и там разбросаны вещи, в спешке оставленные на кроватях (поддавшись сентиментальному порыву Ремус даже не наводит порядок прям сразу, но в итоге душное чистоплюйство так или иначе расставляет всё по своим местам - пусть и на короткий миг) - тишина уже не кажется такой дружелюбной, как раньше.

    И, конечно, с приближением полнолуния не становится лучше.

    Когда профессор Слизнорт говорит о новом лекарстве, открытым магом-исследователем Белби, о том, что его можно будет начать принимать уже в следующем лунном цикле, Ремус сначала не верит - его оптимизм излишне осторожен и пуглив по привычке, потому что падать тем больнее, чем сильнее ждёшь результата. Этому его учит отец - в своих болезненных экспериментах. Конечно, для таких как Лайелл Люпин, аконитовое зелье ничего не изменит, так, полумера - они так и не смогут перестать ненавидеть, бояться, желать исправить.

    Внутри Ремуса, в противовес его отцу, все равно растет такое всеобъемлющее чувство радости, что хочется выкричать его наружу, пока не разорвало на части. Он не причинит вреда своим друзьям, которые из раза в раз остаются возле него. Он никому не причинит вреда.

    Если, конечно, лекарство сработает.

    А потом Люпин пропускает ступеньку, буквально проваливаясь в школьный коридор. Горизонт лениво заваливает набок, всего на несколько секунд, но этого достаточно, чтобы привлечь внимание случайных студентов, уже возвратившихся с каникул или никуда не уезжавших - кто-то разворачивается, чтобы помочь, но Люпин оказывается ловчее, машет рукой, все нормально. Несмотря на подлую судорогу в ноге, по-черепашьи пятится и усаживается в начале злосчастной лестницы. Идите-идите дальше, пожалуйста, проваливайте по своим делами, думает неожиданно зло, потому что противостоять последствиям своей глупости настолько явно все еще непривычно. И злится он, конечно, только на себя.

    Слишком быстро, слишком рано - словно что-то внутри готовится к тому, что скоро его попытаются сдержать. Что-то злится.

    Нужно туда, где не будет чужих глаз - приступы перед обращением хаотичны, проявляются по разному, и это не то, чем он готов делиться, тем более, с чужими. Становится больно смотреть глазами, слушать ушами - ощущение того, что скоро его вывернет наизнанку начинает колоть загривок. Ремус глухо бормочет:

    - Казалось бы, что могло пойти не так.

    0

    23

    cressida; the hunger games


    https://forumupload.ru/uploads/001b/ed/6b/396/38941.png

    I didn't cry for that flamingo stuck in salt, didn't care for it at all—
    while you, you couldn't hold your tears.

    сколько еще пленки сожрут виды капитолия, под себя подминая страну; сколько дублей с пропагандистскими речами в белой горячке запорет юная актриска только-только из университета; сколько еще девочек из второго, встречая тебя, крессида, улыбнутся и скажут, что после твоего нового фильма про победителей они тоже хотят победить на играх?

    сколько будет премьер, софитов и бриллиантов на платьях капитолийских кукол, сколько будет обожания в глазах напротив, сколько еще трепета будет в протянутой руке, спешащей представить хозяина, чтобы ты не потрудилась запомнить имя? сколько будет бессонных ночей, наполненных доверху криками трибутов на аренах, сочащихся ядом, что источает совесть, в агонии дребезжащая полумертвой пташкой где-то внутри?

    сколько будет ран на разодранных коленях, пока ты по камням и балкам взбираешься на гору тел, оставшуюся от разрушенного двенадцатого, чтобы поймать на лице сойки-пересмешницы слезу и успеть запечатлеть взрыв ее злости? сколько будет боли, крессида, и сколько будет в твоих снах покоя и тишины, когда ты впервые окажешься на правильной стороне истории?

    как долго твое нутро, противящееся, кричащее, кривящееся в отвращении, сможет молча смотреть
    на смерть?


    oh boy, better sit down for this one; у меня на крессиду огромные планы — в задротских закромах у меня лежит куча хэдканонов про капитолийскую киноиндустрию и пропаганду, и я предлагаю медленно и нежно растревожить все триггеры на эту тему. будет много капитолия, много взаимодействия в рамках революции и за ее пределами, нажремся стекла, наслушаемся подходящей грустной музыки, поплачешь на моих похоронах, в общем все как полагается в каноне. пишу часто, готов ради тебя начать прожимать шифт в постах, если это принципиально, только ради б*га приходи  smalimg

    руни мара бтв:

    https://64.media.tumblr.com/64594172adf45ebcb4b2ae83e9d03bcf/e5ec11a020862b52-3e/s540x810/d1327e4c6881b94950c4384abce1901aa71c72d5.gif
    https://64.media.tumblr.com/20482d73f4851931b28e632f5d110fc6/e5ec11a020862b52-8a/s540x810/625e10df30b99f8d85d0e637da471e55143272a2.gif

    пример поста;

    сквозь нее смотреть не получается — в комнате, полной других бриллиантов, она, может, и затеряется, но один на один — никогда. один на один она голову вскидывает гордо, а слезы в глазах кристаллизуются и скатываются на пол по ее тошнотно-зеленому платью. один на один она точно такая, какой он увидел ее за крокодиловым воем — считай, уже почти выжившая. почти победительница. от короны ее отделяет только слепая удача, только то, какой стороной упадет монетка на окровавленную землю нынешней арены.

    к счастью, финник с фортуной на короткой ноге — он ей продался.

    конечно, капитолий купился; потому что девчонка разгадала секрет, открывающий любые капитолийские замки, сносящий с петель любые столичные двери — секрет хорошего шоу. этот город не мог не поверить. этот город — гнилое красное яблоко, сочащееся червями в ребрах каждого, кто ступал на плитку главной площади панема, — глуп до безобразия, зато морщится презрительно на отродье из дистриктов. она не такая, финник думает. она — не отродье. она вас всех переживет.
    может, даже его.

    сквозь не получается, хоть и хочется до зуда на ресницах, поэтому он смотрит прямо, и ему нравится, как легко и как быстро слетает эта маска. это значит, что она не приклеена намертво. ему нравится быть правым. годы в капитолии не могли не отравить его, наверное, и его эго отзывается шевелением где-то в груди. но больше того ему нравится, что догадался он один: даже хэймитч ведь не понял, разодрав колени об ее слезы и уйдя к своим трибутам в состоянии бессильной злости больше, чем когда-либо. финник тихо смеется — эта девчонка умудрилась обмануть человека, знающего систему вдоль и поперек, сыграв на том, как люди не выносят чужих стенаний. это было бы до абсурдного гениально, не споткнись она об него.

    ему не хочется думать, почему на нем не сработали ее ловушки, но если бы хотелось, он легко нашел бы ответ в бессонных ночах, укутанных или парфюмом столичных женщин, или солоноватым запахом рук мэгз, держащих его по приезде домой, пока он снова не научится спать.

    он легко нашел бы ответ в том сходстве между ними, какое рождается только тогда, когда судьба у вас будет одна на двоих.
    пока что финник не переворачивает камней в поисках — только ведет плечом.

    я не капитолий, — он отрезает резко, оскорбленный. потом выдыхает. в сущности, нечего ей предъявить — даже для своего родного дистрикта, для продавщиц в лавках и моряков на кораблях, которые нянчили его и еще десяток соседских ребятишек, он давно перестал быть мальчишкой у моря, рисующим на мокром песке дома, траву и солнце. даже для них, тех, кто вроде бы должен понимать, он стал больше их, чем своим; чего удивляться, что джоанна, видевшая его только по телевизору, когда он с улыбкой расшаркивался в благодарностях к милосердию капитолия, чешет его с ними под одну гребенку.

    это почти не больно уже, если честно. почти не горит. у финника никогда не было друзей — он в школе был нелюдим, а в компаниях его водили только потому, что он девчонкам с очень раннего возраста нравился, — и никогда не было прочного позвоночника. ветер привел его в неоновые огни и столичные небоскребы, и он остался рдеть флагом над ними, собирающим сальные отпечатки чужих пальцев на бордовой ткани.

    но от джоанны — задевает. где-то глубоко и звонко. барабанные перепонки лопаются вместе с какой-то струной внутри. хочется горячего чая, который мэгз делает из незнакомых ему трав. хочется поплакать. хочется уйти.

    вместо этого финник складывает на груди руки и закрывает глаза, чтобы не выбирать, куда смотреть — в упор на ее глаза, смотрящие с той же яростью и злобой, какую она, он уверен, лелеет и убаюкивает в себе при виде эскорта, стилистов и персонала, снующего вокруг нее без устали, или сквозь нее — на вылизанные полы и мраморные столы, которым он теперь принадлежит больше, чем самому себе.

    у тебя нет ничего, что ты могла бы предложить мне взамен, джоанна, — с насмешкой выдыхает финник, отодвигая стул и позволяя себе вальяжно раскинуться в нем. капитолий не мог не отравить его. больше их, чем свой.

    по дуге вокруг затылка стрелой проскальзывает мысль о том, не проще ли будет с ней договориться, если сыграть по ее правилам, но финник от нее отмахивается: с девочкой хочется быть предельно честным почему-то, а это в его мире — роскошь. у нее есть то, что она может дать ему в обмен на помощь, но она уже это делает, сама того не понимая. он не станет ей этого говорить.

    я понимаю твою злость. больше, чем ты думаешь, — потому что помнит, как яростно колотил стены дома мэгз до крови на костяшках, вернувшись из своего первого тура победителей, потому что помнит, как на языке белая крошка скапливалась в жемчуг, когда он зубы стискивал, вдавленный в подушку. — когда это все закончится, я повезу домой два деревянных ящика. когда они умрут, я подойду к телефонной будке, наберу номер городской администрации и скажу их родителям, что они больше не увидят своих детей. я поеду домой, когда это все закончится, и мне вслед на каждой улице моего дистрикта будут смотреть мои люди и думать, мог ли я сделать больше. мог ли вернуть кого-то обратно.

    сквозь нее смотреть не получается, и финник выбирает справедливый обмен: ее честность в обмен на свою. ему почему-то важно, чтобы она доверилась. чтобы она услышала: он, одетый в лучшие одежды и надушенный лучшим парфюмом, — не капитолий.

    ты не похожа на тупую. ты очень умная, джоанна. если тебе хочется думать, что у всех здесь есть личный интерес, считай, что мой в том, чтобы через год выпить по стаканчику виски с еще одним хорошим человеком.
    финник делает ударение на еще одним — говорит ей так, что он уже считает ее частью круга. пытается внушить, что ей осталось, в общем-то, самое легкое. всего-то нужно —

    победить в голодных играх.

    разреши мне попытаться.

    0


    Вы здесь » hp: nocturne » new spring » kicks & giggles crossover


    Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно