а окошком стоит осень — тёплая по октябрьским меркам для Англии, совсем не дождливая, но всё — таки осень, последняя в школьной жизни Марлин. В следующем году осень она встретит уже не в стенах Хогвартса, не в полюбившейся гостиной Гриффиндора и не среди товарищей — одногодок, а во взрослой, самостоятельной жизни, которая пока ещё неведомо как сложится. А как не хочется пока даже думать о том, что придётся однажды покидать школьные стены, прощаться с ними навсегда! Подумать только, на своём первом — втором курсе Марлин так мечтала поскорее окончить Хогвартс и стать взрослой особой, а сейчас наоборот, хочется оттянуть этот неуклонно приближающийся момент.
В гостиной Гриффиндора немноголюдно и тихо. Хотя, казалось бы, и не улице не летняя погода, и час отбоя уже не за горами. Лишь несколько студентов младших курсов, разместившись на диванах и креслах, ведут негромкую беседу, у камина дремлют в креслах староста мальчиков с 5 курса, да толстый рыжий кот, расположился на сваленных кучей чьих — то учебниках. Обычно Марлин не любит такую тишину, нарушаемую лишь тихими разговорами, напротив, предпочитает скорее бурные дискуссии и оживлённые громкие беседы. Но сегодня как раз тихая атмосфера в гостиной факультета невероятно кстати. Доклад о борьбе с инферналами для учителя ЗОТИ сам себя не доделает, а занятие, на которую следует принести готовую работу, стоит в расписании уроков уже завтра
Устроившись за столиком у окошка в самом углу гостиной, Марлин увлечённо пишет заветный доклад. Уф, кажется, остался всего один абзац, и можно сворачивать работу! Только вот чей — то пристальный взгляд заставляет девушку резко обернуться и на секунду отвлечься от пергамента в недописанным докладом. Блэк, и как это она не заметила сразу, что он тоже устроился в гостиной? Или заявился в помещение факультета только что? Непохоже, портрет Полной Дамы не скрипел и не отодвигался последние полчаса так точно. Но, в любом случае, Марлин — то что за дело до Блэка? Да, вероятно, сердце всё ещё не до конца остыло к нему, но прощать такое пренебрежение, которое Блэк позволил себе в конце прошлого  учебного года — значит, самой не уважать себя. А Марлин пока ещё себя уважает и ценит, поэтому унижаться определённо не намерена. Снова вернувшись к докладу, Марлин через несколько минут уже дописывает последнюю строчку своего творения. Вот и отлично, сейчас она допишет ещё одно финальное  слово, соберёт письменные принадлежности и можно будет подняться в спальню и завалиться в кровать с новым приключенческим романом, который пару дней назад прислала с совой мама.
Сзади внезапно окликает слишком хорошо знакомый голос. От неожиданности вздрогнув, Марлин сажает кляксу на пергамент с докладом и еле слышно чертыхается. Ну вот, на аккуратно написанной работе помарка, а преподаватель ЗОТИ за кляксы и иные неаккуратности  оценки за письменные работы снижает как ничего делать. Вот чёрт бы Блэка подрал, опять из -за него проблема.
—  Чего подкрадываешься сзади и пугаешь? Что — то хотел?
Да что за чудеса? Обычно смелый, даже нагловатый, Блэк что — то неразборчиво мямлит. Чернила ему одолжить? Кстати, весь рот парня как раз и испачкан чёрными чернилами, вот потеха — то! Чисто машинально Марлин вытаскивает из кармана свой чистый платок и протягивает его Блэку:
— Да уж, чернил тебе только и не хватает! Держи, вытри лицо,  ты весь чисто как чёртик из чернильницы.
Лицо девушки, впрочем, тут же принимает строгое и невозмутимое выражение. Вот же она сглупила, сама пошла на контакт, а клялась и себе, и Блэку, что никогда больше не заговорит с ним Да уж, точно она погорячилась, предложив на автомате свой платок, ох, и погорячилась!

Шел, кажется, четырнадцатый час бездумных одиноких хождений среди бескрайних равнин, присыпанных тонким слоем мгновенно тающего, влажного снега, и небольших, еще по-осеннему зеленых горных порогов. Ноги в армейских ботинках предательски утопали в холодной грязи, пока темный серый небосвод грозился не только одарить первыми в этом году снежинками, но и щедро облить ледяным дождем, противным, тонкими струйками стекающим по форме с ренегатскими нашивками, пронырливо затекающим глубоко за воротник, под одежду, заставляя недовольно морщиться от каждой предательской капли, падающей с этого чертового неба. Саванна зажмурилась. Казалось идти дальше сил уже не было, как и не было желания бороться. Проще ведь скинуть с плеч этот двадцатикилограммовый рюкзак, сесть на каком-нибудь пригорке и ждать не то спасения, не то своей собственной смерти - после всего произошедшего в ее жизни за последние годы это не казалось ей так уж и плохой идеей, а после нескольких погибших на ее руках товарищей, которых буквально накануне не пощадила война, эта несмелая идея и вовсе становилась заманчивым предложением. Что случается с теми, кто без остатка отдается всем, кто оказывается в их жизни, только чтобы ничтожное время спустя остаться покинутыми? Они оказываются здесь - на этом богом забытом клочке земли посреди нигде в Луизиане, окруженные вопросами и своими собственными мыслями, от которых, как от демонов, они бежали годами.
Тяжелый усталый вдох и такой же измученный выдох. Влажные клубы пара, вырывающиеся изо рта, тонкой дымкой расползаются по воздуху. Всего этого бы не случилось, не замешкайся она и не остановись, чтобы помочь женщине с тремя детьми лет четырех-пяти, очевидно, бредшей по направлению к ближайшему поселению, и несшей на руках одну из своих дочерей, на ноге которой зияла широкая рассеченная рана. Саванна остановилась, чтобы провести первичный осмотр и оказать девочке необходимую помощь, а закончив, обнаружила, что ее отряда уже нет. Кто-то скажет, что она должна была беспрекословно выполнять приказы, следуя за своей группой, а не отвлекаться на гражданских, но иначе ведь и не получилось бы. Она бы возненавидела себя за то, что не остановилась помочь женщине с детьми, видя, в каком состоянии пребывает ребенок, а теперь, по неведомым замыслам вселенной, расплачивается за это.

Саванна осторожно касается плеча женщины, невольно заставляя ее вздрогнуть и несмело обернуться - она наверняка не ожидала встретить в этих краях кого-то, кроме солдат, и уж точно не обеспокоенную брюнетку, которая возникла из воздуха. Женщина, похоже, была настолько погружена в свои мысли о детях, что даже не заметила дюжину ренегатов, ровным строем промаршировавших в обратном направлении по ту сторону разбитой дороги.
- Привет, - Джеймс мягко улыбнулась, - Прошу прощения, меня зовут Саванна. Я врач, проходила мимо со своей группой...
Она указала рукой куда-то в даль, что уже растворяла последних ренегатских боевиков, уменьшающейся точкой удаляющихся в сторону горизонта, оставляя после себя лишь зияющую пустоту.
- ... они ушли далеко вперед, но ничего страшного, я их позже догоню.
Знала бы Сэйв насколько ошибочным будет это утверждение и какой агонией долгого пути и одиночества обернется.
- Я заметила, что вашему ребенку нужна помощь и не смогла пройти мимо. Позвольте мне осмотреть ее, у меня имеются бинты, необходимые инструменты и медикаменты, это поможет вам дотянуть до больницы - путь до нее наверняка предстоит долгий. Пожалуйста.
Женщина с недоверием окинула ренегатку взглядом, но что-то в словах Саванны, ее жестах, убедило ее нехотя довериться - передавать своего ребенка в руки незнакомцев страшно, какими бы красивыми словами они ни говорили, но желание спасти дочь и сделать для нее все возможное всегда стояло превыше любых рациональных и нерациональных страхов.
- Я Роза, а это Джози. Помогите ей, прошу. Мы шли из соседней деревни, она бегала со своими братьями и сестрами, я отвлеклась всего на минуту и вот она - уже лежит в слезах с рассеченной ногой... - первое время молчаливая Роза затараторила от волнения, которое проглатывала все это время ради детей.
Саванна еще снова улыбнулась, беря девочку из рук женщины:
- Все будет хорошо, Роза, - она повернулась к девочке, еще находившейся в сознании, но тихо дрожащей от боли, - Привет, Джози, я Саванна. Можно мне взглянуть на твою ногу? Знаю, она очень болит и ты боишься. Открою тебе маленький секрет, хоть и я доктор, мне тоже бывает страшно, но мы справимся со всем вместе, хорошо? Я буду держать тебя за руку, если хочешь.
Девочка кивнула.
- Отлично, значит вместе. Смотри, это - фонарик. Видишь, как он светит? Сейчас мы с тобой посветим им на твою ранку, чтобы я могла получше рассмотреть ее, а потом наложим повязку, которая даст тебе суперсилу - ты будешь самой сильной и со всем справишься, пока мама не отведет тебя в больницу, там ты быстро поправишься и скоро будешь играть с друзьями. Как тебе такое? Здорово, да?
Еще полчаса Саванне понадобилось, чтобы вычистить рану и наложить повязку, попутно болтая с девочкой о том, что она делает и какая она молодец, что так хорошо держится, а прощаясь, оставила Джози тот самый фонарик, которым они вместе светили - как напоминание о том, на как многое она способна.

С короткого привала на пригорке Саванна в полном одиночестве прошагала еще, кажется, километра два или три, а может и все пять - она сбилась со счета еще в самом начале пути, еще до того, как одежда промокла до самой последней ниточки, до того, как ботинки превратились в ледяные хлюпающие галоши. Шансов найти хоть кого-нибудь оставалось не много, а на спасение еще меньше - если после сегодняшних приключений она не сляжет с пневмонией, то это станет не иначе как чудом и можно будет смело сказать, что где-то на ее плече сидит ангел-хранитель. Сделав очередной, уже не такой бойкий, шаг по каменистой земле, где-то в близи она услышала голоса и инстинктивно замерла, прислушиваясь:
— Ему нужны антибиотики, хирург. Вы вообще понимаете, о чем я говорю? Me entiendes?
Похоже там, за зарослями деревьев, были люди. Саванна так долго искала хоть кого-нибудь, что когда наконец нашла, вдруг потеряла всякую смелость, чтобы выйти к ним. Они ведь могут оказаться террористами или вигилантами, и в таком случае ее точно заберут в плен, где, прознав, что она из главного штаба ренегатов, запытают до смерти, чтобы потом оставить медленно и мучительно умирать... вместе с тем она уже была близка к тому, чтобы сдаться - перестать идти, перестать сражаться, сил совсем не оставалось.
Решив попытать удачу и мысленно ненавидя себя, Джеймс делает несколько осторожных шагов в ту заросли, прежде чем выйдя, обнаружить небольшую кучку отшельников. Видимо мексиканцы, нелегально пересекшие границу.
Ее взгляд падает на темноволосую девушку в белых медицинских перчатках, зажимающую рану на голове тощего паренька лет двадцати. Его щеки горят от жара, взгляд блуждает и путает, а любые попытки сказать хоть слово лишь превращаются в невнятное мычание. Саванна понимает, что если он не получит лечение антибиотиками, то погибнет от сепсиса раньше, чем, группа снова двинется в путь.
- Hola. Yo soy Savannah, - тихо произносит она, подняв безоружные руки в воздух и медленно подходя к юноше с девушкой, - Soy un doctor. Yo lo ayudaré.
Возможно, в ее словах было не так много смысла, но ей хочется верить, что ее смогли понять. Вот почему прогуливать уроки испанского было плохой идеей - по закону подлости когда-нибудь она должна была оказаться в такой ситуации, промокшая, замерзшая, голодная и вообще мало чем напоминающая обычную Саванну, окруженная толпой мексиканцев, не говорящих по-английский, на этом никому не нужном клочке земли.
Ноги предательски ныли от долгих походов на дальние расстояния, прохладный ветерок, пробегающий про оголенным кистям рук вызывал мелкие мурашки, но жизнь паренька, висящая на волоске, не давала расслабиться. В такие пугающие моменты Саванне становилось все равно на то, кто именно перед ней находится, и если быть хоть какие-то на шансы на то, что человек может выжить, она тут же вступала в бой судьбой и каждый раз, словно безнадежный оптимист, надеялась одержать победу в этом неравном бою.
Бросив рюкзак под ноги, она аккуратно натянула перчатки на ледяные пальцы, достала ампулу антибиотика и, обработав небольшой участок кожи, сделала укол антибиотиков, о котором так просила кучерявая брюнетка, очевидно имеющая медицинское образование.
- Так вы тоже доктор? - Джеймс наконец обратилась к ней, становясь рядом, чтобы осмотреть нарывающую рану, - У меня с собой несколько упаковок антибиотиков, должно хватить, чтобы не дать ему умереть, а вот рану, похоже, придется вскрывать - слишком много гноя, грязь... они точно ее никак не обрабатывали, туда попала инфекция и пошло заражение.
Работа предстояла не самая приятная, даже отчасти омерзительная, но у полевых хирургов иначе и не бывает - что ни раненный, то с какой-нибудь инфекцией.
- Можете помочь? В моем рюкзаке лежит скальпель, мне нужен тот, который с лезвием номер десять. Там же имеется все необходимое - бинты, ватные тампоны, антисептик, иглы и нити... предупреждаю будет грязно и неприятно, и ему, и нам, но другого выбора нет.
Она переводит выжидающий взгляд на незнакомку. Всего несколько минут назад каждая из них не знала даже о существовании другой, а теперь им вместе предстоит спасти человеку жизнь.